— А знаете, товарищ Ли Да-чжао, — сказал Сунь Ят-сен, впервые употребляя слово «товарищ» и делая это с явным удовольствием, — мы должны вместе бороться за новый Китай. Но убедить в этом кое- кого из Гоминьдана будет нелегко. — Суню вспомнился Ван Цзин-вэй, ставший одним из популярных деятелей Гоминьдана, своей изысканностью в одежде и манерами напоминавший оперного певца, уж он-то употребит все свое ораторское искусство, чтобы восстановить против Сунь Ят-сена левое крыло партии. Сунь резко поставил чашку на стол, скомкал накрахмаленную салфетку. — Скажу более: у меня давно зреет желание обратиться за помощью к Стране Советов. Нам нужна ее поддержка в преобразовании Гоминьдана, в создании революционной армии, в организации похода на Север для объединения страны…
— Выходит, сяньшэн, что завтра, на специальном совещании, когда речь зайдет о союзе Гоминьдана с Коммунистической партией Китая и о союзе с Советской Россией, вы поддержите эти идеи?
— Я буду их твердо отстаивать, — пообещал Сунь Ят-сен.
За окнами разливались вечерние сумерки. В зале стали собираться новые посетители. Зажглись фонари, за фикусами и пальмами разместились музыканты. Пора было уходить — время для спокойной беседы кончилось. У самого выхода их остановил писатель- англичанин.
— Если не ошибаюсь, господин Сунь Ят-сен? — Он грациозно приподнял двумя пальцами полотняную шапочку.
— Чем могу служить?
Сухой тон ответа не обескуражил иностранца.
— Правда ли, что вы личный друг Ленина?
— Друг Ленина? Да, это правда.
— Простите, это невероятно!
— Отчего же? Всего хорошего.
— И этот интересуется Лениным, — усмехнулся Ли Да-чжао.
— Сейчас имя Ленина у всех на устах, — серьезно сказал Сунь Ят-сен, опускаясь на сиденье открытой машины, еще не успевшее остыть от дневного солнца. — И, независимо от взглядов, все называют Ленина выдающимся умом нашего времени. Я считаю, что Ленин — величайший человек современной эпохи.
Улица встретила их разноголосым гулом толпы, автомобильными гудками, пронзительными криками разносчиков газет.
«Интересно, — подумал Ли Да-чжао, — перейдет ли Сунь Ят-сен от слов к практическим действиям? Как облегчило бы это борьбу компартии за установление прочного союза с Советской Россией, насколько успешнее можно было бы бороться с внутренней реакцией, с происками империалистов!»
Машина медленно прокладывала себе путь по улицам, переполненным транспортом. «Союз с компартией — хорошо, — в свою очередь думал Сунь, откинувшись на спинку сиденья. — Но как осуществить это в жизни? Ради этого придется выдержать бой внутри Гоминьдана, многие из членов партии и слышать не хотят о коммунистах. Агитировать их за союз с коммунистами все равно что бросать листовки с проповедями стае акул».
— Как коммунист, я хотел бы быть полезен Гоминьдану в реорганизации его на новых началах. Поэтому я прошу вас, сяньшэн, дать мне рекомендацию для вступления в Гоминьдан.
Вот она, первая форма союза! Сунь с волнением посмотрел в открытое лицо пекинца и, чувствуя, как все, что ему пришлось пережить за последнее время, особенно в Гуанчжоу, отодвигается, уступая место приливу новых надежд, крепко сжал руку Ли Да-чжао.
Домой Сунь Ят-сен вернулся в приподнятом настроении. Он постоял на пороге, для чего-то потрогал завядшие цветы в глиняном горшке и легкой походкой вошел в прихожую. Из крошечной приемной тотчас же высунулась круглая голова с прической бобриком.
— Я давно вас дожидаюсь, сяньшэн.
Ах, этот господин Чан Кай-ши! Со времени возвращения в Шанхай они почти не виделись, если не считать случайных встреч у общих знакомых. О Чан Кай-ши ходят нелестные слухи. Поговаривают о его темных махинациях на бирже, об участии в деле, связанном с фальсификацией курса акций сталелитейных заводов. Цин-лин давно уже перестала нахваливать мужу этого человека. Сунь Ят-сену, находившемуся под впечатлением встреч с Ли Да-чжао, вовсе не улыбалась перспектива провести вечер в обществе Чан Кай-ши. Но он был здесь, и выставить его за дверь не представлялось возможным. Поэтому Сунь нехотя пригласил его в гостиную. Услышав, что Сунь Ят-сен распорядился никого больше не принимать, гость повеселел, уселся в любимое кресло хозяина и стал пристально изучать висевшие на стене гравюры. Эти гравюры подарила мужу Цин-лин ко дню рождения. В гостиной было уютно: буфеты с фарфором и английским серебром, кресла из тонкой золотистой соломки, мраморный камин, на верхней доске его красуется старая фотография маленькой девочки с красивым гордым личиком — такой встретил Сунь Ят-сен свою будущую жену много лет назад в доме ее отца Чарльза Суда…