Рядом с камином лежала охапка дров и стояло ведерко с углем. Чан Кай-ши взялся развести огонь, но оказалось, что у него нет никакой сноровки. Сунь молча наблюдал суетливые старания Чана и видел, что тот волнуется. Так же молча они пили чай. Его заварила и принесла Цин-лин. Глядя на скромно одетую и причесанную молодую женщину, Чан Кай-ши думал о том, что такая жена не станет устраивать мужу скандалы из-за нарядов. Его наложница Ю- фэй носит платья, которые наверняка в десять раз дороже самого лучшего выходного костюма Цин-лин, и, несмотря на это, вечно недовольна. Сегодня они вновь поссорились, хотя в сегодняшней перепалке, если уж быть справедливым, Чан Кай-ши был виноват наравне с Ю-фэй. Началось с того, что, оплачивая ее очередной счет, он обратил внимание на слишком большую сумму.
— Ты не могла бы одеваться немного поскромнее? Ты же знаешь, что сейчас на такие вещи бешеные цены! — раздраженно сказал он наложнице, примерявшей новое платье перед зеркалом. Вместо того чтобы кротко промолчать, Ю-фэй вдруг рассердилась, топнула ногой и в довершение всего швырнула ему в лицо этот наряд из тяжелого атласа с золотой вышивкой.
Чан уже давно навел справки: недаром он дневал и ночевал на бирже. Полученные сведения ужаснули его — цены на шелк, атлас, хлопчатобумажные ткани за последний месяц выросли почти втрое. Деньги через пару недель превратятся в бумажки и будут годиться только на растопку. Надо действовать. Удобный случай — приобрести политический капитал на обесцененные деньги. Он немедленно отправился в банк и потребовал выдачи всей наличности со своего счета. «Купюрами помельче», — приказал он. Уложив деньги в небольшой саквояж, Чаи Кай-ши сел в троллейбус и поехал на Мольер-рю. В троллейбусе было пусто — к этому нововведению в городе еще не привыкли. Чану не сиделось, он едва дождался своей остановки.
Теперь Чан Кай-ши глядел на яркое пламя в камине, ловил его отблеск в глазах Сунь Ят-сена, спокойно выжидавшего, когда же гость объяснит причину своего прихода. Но Чан Кай-ши не спешил. Он намазал вареньем кусочек поджаренного хлеба и стал жадно жевать, запивая крупными глотками чая. Сунь вдруг ощутил острый голод — в кафе он почти ничего не ел, но едва он принялся за еду, как Чан порывисто поднялся с места.
— Я пришел в ваш дом, сяньшэн, по зову сердца.
Сунь Ят-сен с удивлением и легкой насмешкой посмотрел на Чан Кай-ши.
— Я знаю, сяньшэн, сколь тягостно для всех нас переносить потери. А Гуанчжоу — большая потеря. Но ведь борьба на этом не окончена, не так ли? И я, с вашего позволения, тоже участвую в ней. Чан Кай-ши ничего не умеет делать наполовину, сяньшэн, — этой борьбе он решил посвятить всю свою жизнь. Когда-то я говорил вам об этом. Но мне кажется, что, не поручая мне ответственных дел, вы высказываете мне тем самым недоверие. Я не обижаюсь — интересы революции превыше всего. Я знаю, что теперь вы готовите новое выступление, направленное против Чэнь Цзюн-мина. Я готов идти в бой в любую минуту, а пока… — Чан Кай-ши торжественно поднял со стула свой саквояж, — пока я принес деньги, все, что у меня есть. Оружие стоит денег, а касса Гоминьдана пуста… — Чан Кай-ши театральным жестом открыл саквояж и поставил его к ногам Сунь Ят-сена. Сунь, пораженный, смотрел на пачки ассигнаций. Только сегодня утром он ломал голову над тем, где раздобыть денег на поездку своих эмиссаров в Нанкин и Гонконг, на оплату счетов за доставку из Японии нового орудия марки «арисака». Нет, определенно, он был несправедлив к молодому офицеру!
— Благодарю от всего сердца, дорогой Чан Кай-ши! Ценю ваше бескорыстие!
— Революция для меня дороже всего, — с наигранной скромностью произнес Чан.
Проводив Чан Кай-ши, Сунь вышел в сад. Темно, сыро, прелые листья под ногами. Хотел бы он знать, что привлекает в революцию таких людей, как этот. Честолюбие, стремление к власти, корысть или в самом деле ими движут патриотические чувства?
Глава шестая
ПОТУХШИЙ ФУДЗИ
— Как вы думаете, преподобный отец, Сунь Ят-сен простит меня?
— Я не судья в таких вопросах, дорогой Миядзаки, но думаю, что да.
Сунь Ят-сен вошел в гостиную. На тумбочке, вплотную придвинутой к полураскрытому окну, стояла одинокая синяя чашка с холодным, еще утренним кофе, а рядом с ней Сунь Ят-сен увидел новенькую библию на китайском языке.