Сунь погасил свет и поднял штору. Их взорам открылась зимняя ночь в дымке легкого тумана.
— Жизнь вечна, дорогой Торадзо. К вечности идет человек, который живет для других.
— Нам опять не по пути, — усмехнулся Торадзо. Он уже пришел в себя от этого разговора, к которому так долго готовился, и сейчас испытывал легкое разочарование от великодушия друга. — Скоро мне собираться в дорогу, откуда нет возврата.
— Бросил бы ты толковать о смерти. Оставайся у меня в Шанхае. В моем доме тебе будет хорошо.
— Спасибо. Я не могу. Скоро приезжает с Кюсю мой сын.
— А жена?
— Не знаю. Вряд ли. У нее есть все основания не страдать по мне. Слишком много горя причинил я ей в свое время.
Они продолжали стоять у окна в темной комнате. Начинало светать. Скоро утро, а с ним — разлука. И каждый из них знал, что уже навсегда.
Последняя весна
За многие века мировой истории появились тысячи вождей и ученых с красивыми словами на устах, которые никогда не проводились в жизнь. Ты, Ленин, — исключение. Ты не только говорил и учил, но претворил свои слова в действительность. Ты создал новую страну. Ты указал нам путь для совместной борьбы. Ты встречал на своем пути тысячи препятствий, которые встречаются и на моем пути. Я хочу идти твоим путем, и хотя мои враги и против этого, но мой народ будет меня приветствовать за это…
Глава первая
КРАСНЫЙ КАНТОН
…Переговоры с Советами подведут доктора Суня к последней черте.
…Хорошая порция горячего свинца образумила бы друга Кремля и послужила бы предостережением левым гоминьдановцам и коммунистам. Рано или поздно, а красный Кантон будет уничтожен!
…Ляо Чжун-кай, ближайший помощник Сунь Ят-сена, опять вызвал возмущение респектабельной публики, потребовав на митинге в городском театре единодушного одобрения курса левого руководства Гоминьдана на союз с Советской Россией. Надо полагать, что Гоминьдан не пойдет на поводу у левых и найдутся люди, сумеющие заткнуть им рот…
Из буржуазных газет
Южное правительство заняло в Гуанчжоу старинный одноэтажный особняк на одном из холмов в районе Сигуань. Тут же поселился и Сунь Ят-сен с Цин-лин, на другой половине дома.
В приемной тихо, прохладно. В низких серебряных вазочках свежие цветы — их аккуратно меняет Цин-лин. На полу тростниковые циновки. В простенке между окнами большой портрет Ленина.
Сунь недавно вернулся из города. Новости были плохие: Чэнь Цзюн-мин готовится двинуть войска на Гуанчжоу. С Севера грозят У Пэй-фу и Цао Кунь[29]. Япония наотрез отказалась вернуть Китаю Люйшунь и Далянь.
Но сегодня Сунь ждал своего нового политического советника и крепко надеялся на эту встречу. Лев Карахан[30], рекомендуя его, писал Сунь Ят-сену: «Тов. Бородин — один из старейших членов нашей партии, много лет участвовавший в революционном движении в России. Считайте, пожалуйста, т. Бородина не только представителем правительства, но и моим личным представителем, с которым Вы можете говорить так же дружественно, как со мной».
Через пятнадцать минут Бородин будет здесь. Немного волнуясь, Сунь Ят-сен наглухо застегнул френч.
Русский большевик оказался высоким, широкоплечим человеком. Его лицо, крупное, худощавое, казалось грубо высеченным из камня — так резки были его черты. Острые, небольшие глаза, твердая складка губ под нависшими усами и, совершенно неожиданно, детская ямочка на крутом, гладко выбритом подбородке.
Они сидят в гостиной друг против друга.
Двери на веранду широко распахнуты, и Бородину видно, как жена Сунь Ят-сена госпожа Суп Цин-лин вместе с Хэ Сян-нин, женой Ляо Чжун-кая, готовятся к небольшому приему.
— Прошу к столу, — мягко выговаривая английские слова, приглашает Цин-лин, появляясь в комнате. — Думаю, что за чаем беседа потечет живее.
Михаил Маркович улыбнулся. Он сразу почувствовал себя своим среди этих людей.
Они перешли на веранду. День — на редкость сухой и прозрачный, а ведь стоит октябрь. На столе блестящий серебряный чайник, а рядом с ним — фарфоровый и такие же голубые чашки. Над стеклянной вазочкой с сиропом гудит пчела. Вокруг стола плетеные бамбуковые кресла. «Уютно и приветливо», — думает про себя Бородин.
Он одет, несмотря на жару, в темный костюм с жилетом, подбородок упирается в туго накрахмаленный воротничок. Разговор продолжается и на ходу. Учитывает ли новый советник сложность обстановки на Юге?