— Конечно, — уверенно отвечает Бородин Сунь Ят-сену.
Они садятся к столу, поднимают крошечные чашечки с рисовой водкой. Чашечка так мала, ровно на один глоток, и так хрупка, что Бородин боится ее раздавить своими грубыми рабочими пальцами.
— В Гуанчжоу чудесный климат, — говорит он, любуясь яркой зеленью сада, — а я представлял себе, что у вас тут бесконечные дожди.
— Ваши представления с истиной не расходятся, мистер Бородин, у нас часто бывают грозы и тайфуны. Вам будет здесь нелегко, — многозначительно отвечает Сунь Ят-сен.
Ляо Чжун-кай в подтверждение его слов кивает головой. Бородин понимает: оба подразумевают под этими словами не только влажный кантонский климат, плохо действующий на новичка, но и сложную обстановку в городе, в провинции и в самом Гоминьдане. О многом Бородин был, конечно, достаточно осведомлен, но всей запутанности и сложности положения он еще себе не представлял.
— Ну, коли речь идет о знаменитых водяных кантонских смерчах, то это не так уж страшно. — И в самом деле, в жизни Бородину пришлось повидать немало. Куда только ни забрасывала его судьба! Рига, Женева, Стокгольм, Лондон, Бостон, Чикаго… Едва в июле 1918 года он возвратился в Москву и начал привыкать к новому облику города, как по поручению партии вновь выехал в США с письмом Ленина к американским рабочим. Что же касается Гуанчжоу, то это не самое страшное место на земном шаре.
— Вот и отлично! Я так ждал вашего приезда, — признался Сунь Ят-сен и неожиданно улыбнулся, весело и задорно. — Что же это получается, мистер Бородин! Мы с вами беседуем по-английски, иначе говоря, на языке империалистов, наших колонизаторов. И впервые английский язык служит делу китайской революции: он служит средством передачи нам русского революционного опыта.
Все рассмеялись.
— Кстати, — уже серьезно продолжал Сунь Ят-сен, — расскажите-ка нам о Москве, но прежде всего о товарище Ленине. Что, Владимир Ильич очень болен? II поподробнее, пожалуйста. Я интересуюсь этим и как врач.
Бородин помрачнел. Когда он собирался в Китай, здоровье Ленина, подорванное напряженнейшим трудом и тяжелым ранением в 1918 году, резко ухудшилось.
— Ленин все еще болен. Когда я уезжал, он находился на лечении в Горках под Москвой.
На веранде стало тихо. Неслышно подошла и опустилась на стул рядом с Бородиным Цин-лин. Хэ Сян-нин присела на подлокотник кресла, занятого ее мужем Ляо.
Сунь Ят-сен задавал Бородину, должно быть, слишком профессиональные вопросы. Бородин затруднялся на них ответить. Это было естественно: ведь Бородин не врач. Но зато он рассказал несколько эпизодов, которые поразили Суня.
В мае восемнадцатого года Ленин настоял на строгом выговоре управляющему делами Совнаркома за то, что тот самовольно повысил Ленину зарплату. В день своего пятидесятилетия Ленин прервал хвалебные выступления соратников и строго предупредил коммунистов относительно опасности, которую таит в себе зазнайство.
— Ленин отстаивает нашу миролюбивую внешнюю политику. Он — за деловые связи со всеми странами. Но это не означает потери революционной бдительности. Ленин неустанно призывает нас быть намеку, крепить оборону Страны Советов.
«Да-да, — думал Сунь, цепко схватывая суть рассказа Бородина, — Гоминьдану тоже нужна собственная революционная армия, подобная Красной Армии, которую создала у себя Страна Советов. Не наемники, воюющие ради денег, а преданные революции солдаты должны встать под ее знамена. И, как воздух, нужны сейчас военные кадры».
— Мы организуем военную школу, которая будет готовить офицеров, — заявил Сунь Ят-сен, — Я много думал об этом и даже намеревался сам стать во главе такой школы. — Он обвел взглядом веранду и только тут заметил, что появились Ху Хань-минь, Чан Кай-ши и Ван Цзин-вэй. Когда они успели войти? Сунь перехватил напряженный взгляд Чан Кай-ши.
— Мы будем учиться у Советской России, — твердо заявил Сунь Ят-сен, стараясь не замечать кислой гримасы Ху Хань-миня. — Если, конечно, мы хотим успешно завершить революцию.
Через некоторое время Сунь Ят-сен официально назначил Бородина главным политическим советником по реорганизации Гоминьдана.
Решение Сунь Ят-сена встретило глухое, но упорное сопротивление правых. При первой же встрече с Ху Хань-минем Сунь Ят-сен объявил ему, что просил товарища Бородина, опытного партийного работника, стать инструктором Гоминьдана и помочь партии овладеть русскими революционными методами борьбы, реорганизовать Гоминьдан так, чтобы он шел в союзе с китайскими коммунистами, ориентируясь на помощь Советской России. А если правые будут ему ставить палки в колеса и по-прежнему настаивать на разрыве с коммунистами, он распустит Гоминьдан, а сам вступит в ряды Коммунистической партии Китая. Вот так, а уж у Сунь Ят-сена слово твердое!