— Прошу внимания, господа! — Сунь позвонил в бронзовый колокольчик. Ляо хорошо видел сбоку, как бьется внутри колокольчика длинный язычок. — Господа, уважаемые делегаты! Я настаиваю на своей точке зрения — союз с коммунистами необходим Гоминьдану, как воздух. В трудный час все прогрессивные силы Китая должны находиться в едином строю. Но если, — он сурово посмотрел в сторону правых, — если кому-то из сидящих в этом зале коммунисты не по нутру, таких мы не задерживаем. Господа антикоммунисты могут покинуть съезд!
Зал замер. Такого поворота никто не ожидал! Сунь Ят-сен долго искал в кармане носовой платок — лоб его покрылся испариной, его охватило сильное волнение — вдруг найдутся такие, встанут и уйдут?
Бесцельно перекладывая на столе какие-то бумаги, он украдкой поглядел на Бородина. Бородин перехватил взгляд и коротко, но довольно громко бросил по-французски: «На войне как на войне».
Спокойствие Бородина передалось и Сунь Ят-сену. Тем временем в зале постепенно устанавливалась тишина, и даже Фэн Цзы-ю больше не позволял себе выкриков. Только при оглашении Манифеста Гоминьдана он демонстративно вышел из зала. Глядя, как Фэн шагает к выходу, высокомерно неся свою массивную голову с двойным подбородком, Сунь Ят-сен припомнил другую сцепку, которая произошла много лет назад. Собрание в Токио, Лян Ци-чао, его короткую, свиным хвостиком, косичку. Он тоже выкрикивал лозунги против революционеров. Много воды утекло с тех пор, а борьба за новый Китай продолжается. Сегодня, когда он ехал на съезд, кантонцы провожали его приветственными возгласами и забрасывали его машину цветами. Из окон домов свешивались яркие ткани и белые куски материи с иероглифами пожелания долголетия. И всюду люди, толпы людей… Народ верит в него. В те минуты он особенно остро осознавал то, что Гоминьдан до сих пор не сделал всего, что должен был сделать, чтобы хоть немного улучшить жизнь этих людей. Но разве можно хотя бы накормить их досыта, когда милитаристы разрывают страну на куски, давят крестьянство налогами и поборами, а капиталисты на заводах и фабриках выжимают из рабочих последние соки? Пока Китай не станет единым и независимым государством, изменить что-либо невозможно. Но вместо того чтобы все силы отдать на достижение этой цели, приходится растрачивать их на внутрипартийную борьбу. Сунь заметил, что кое-кто из делегатов посматривал на удалявшегося Фэна с нескрываемым сочувствием. Ху Хань-минь, потянувшись к Суню из второго ряда президиума, громко произнес:
— Этак мы весь съезд разгоним.
— Один Фэн — это только один Фэн, — ответил Сунь, но он и сам знал, что это далеко не так буквально; вон в четвертом ряду о чем-то переговариваются правые. Они явно что-то замышляют.
В перерыве Сунь Ят-сен подозвал к себе Ляо Чжун-кая.
— Видишь, в том углу? Один из вожаков правых, Дай Цзи-тао, собрал вокруг себя толпу. Интересно, за что он там агитирует?
— Известно за что! Готовит нового крикуна. — Ляо только что собирался выйти и проверить патрули, хотя по договоренности этим должен бы заняться Чан Кай-ши. Но он, конечно, куда-то исчез.
— Я сейчас вернусь, сяньшэн.
— Нет, Ляо, — удержал его Сунь Ят-сен, — не уходи, нам лучше дернуться друг друга. Как бы правые не устроили нам обструкцию. Пойдем со мной, я хочу преподать им небольшой урок.