На Суня смотрели умные, с хитринкой глаза. Ожидая ответа, Ли перебирал узловатыми пальцами четки, такие старые, что лак на них потрескался, а кое-где и совсем облез. Сунь молча поднялся с лежанки, на которую его усадили как почетного гостя, и крепко прижал старика к груди.
— Молодец, старина Ли, ты прав, не новый император, пусть даже потомок Хунъу, а республика нужна Китаю. Побольше бы таких китайцев, как ты… Можно было бы горы своротить!
При прощании новый знакомый Суня вручил ему тонкую пачку мятых, засаленных, но аккуратно сложенных кредиток.
— Для революции, — пояснил он.
Сунь написал расписку: «Взято у Ли, китайского патриота, сто двадцать пять долларов на нужды революции и нового Китая, кои подлежат возврату после победы в двукратном размере» — и подписался: Сунь Ят-сен.
— Вычеркните «кои подлежат возврату», — потребовал Ли. Сунь подчинился, хотя был уверен, что старик отдал последнее. Ли бережно сложил расписку и спрятал ее за пазуху. Затем протянул Суню увесистый сверток:
— Это вам на дорогу.
В поезде, закусывая вареной курицей и сладким картофелем, Сунь уже не чувствовал себя таким одиноким, как по приезде в Америку.
Теперь Сунь Ят-сен направлялся в Чикаго. В кармане у него лежало рекомендательное письмо купца Чарльза Суна, владельца многочисленных торговых лавок в Гонконге и Гуанчжоу. Сунь рассчитывал, что это письмо поможет ему собрать немалые средства для революции — оно было адресовано к не менее состоятельному родственнику Чарльза Суна, одному из наиболее крупных китайских дельцов среди эмигрантов в Америке — Дин Лину. Дин Лин оказался грузным, холеным человеком. Его речь и движения были спокойны и размеренны. Казалось, что он постоянно следит за тем, какое впечатление он производит на окружающих.
— Рад с вами познакомиться, доктор Сунь Ят-сен, — произнес он, учтиво вставая навстречу гостю, но подчеркивая, что делает это далеко не всегда. Маленькие глазки на рябоватом лице цепко впились в Суня. Пока подавали чай, Дин Лин молча изучал гостя. Было заметно, что внешний вид и манеры Суня несомненно внушали ему доверие — перед ним сидел благовоспитанный молодой человек. Но едва Сунь заговорил, как сложившееся мнение стало стремительно меняться. Молодой доктор говорил о надвигающейся революции, о необходимости уничтожения существующего строя в Китае, об установлении равенства крестьянина и купца. Это уж совсем никуда не годилось — где это водится, чтобы крестьянин и купец жили одинаково хорошо! Такого нет ни в одной стране, да и быть не может!
Делец заерзал в кресле. Ему очень хотелось указать Сунь Ят-сену на дверь, но он помнил про рекомендательное письмо своего родственника и поэтому, взглянув на часы, произнес:
— Позвольте, доктор, пригласить вас со мной пообедать — скоро два часа. Здесь поблизости есть отличный ресторанчик с китайской кухней.
Ресторан назывался «Восточное спокойствие», Чувствовалось, что его хозяин старается создать национальный колорит: потолок в зале был оклеен бумагой, в оконные рамы вставлены цветные стекла, «Китайцы, будьте же до конца китайцами, ваша родина нуждается в помощи», — подумал Супь, оглядывая посетителей.
Кто-то распорядился сдвинуть столы вместе. Дин Лин представил гостя собравшимся:
— Господин Сунь Ят-сен прибыл в Америку из Китая, горя желанием найти в нашей среде поддержку.
— Слухи о вашей патриотической деятельности опередили ваше прибытие, доктор, — любезно произнес маленький щуплый человек, пристально разглядывая Суня. Кажется, его реплика решила дело. «Тощий цыпленок», «маленький галантерейщик» — называли его за глаза, но этот человек имел связи в самых высших кругах чикагского общества, там, куда доступ его соплеменникам был закрыт. И это делало дружбу с ним особенно ценной и лестной.
Должно быть, сейчас «тощий цыпленок» вспомнил о своей нищей юности, проведенной на задворках Нанкина, а может быть, ему просто захотелось поступить наперекор этим чванливым господам.
— Мы, китайские патриоты, поможем своей родине стать свободной и независимой! — громко провозгласил он и обвел глазами сидящих. Голоса мгновенно стихли. Только, как эхо, отозвался вкрадчивый тенорок Дин Лина:
— Я готов оказать посильную поддержку доктору Сунь Ят-сену. Пусть в Китае знают, что цвет китайских колонистов в Чикаго не чужд революционного духа.