— Ты идеалист, Сунь. И ты слишком доверчив и незлопамятен. Разве ты забыл, как Кан Ю-вэй распускал слухи о том, что ты неуч и не имеешь представления о родной литературе? А Лян Ци-чао! Он же переманивал членов Союза возрождения в свою партию, и довольно успешно! К тому же, пользуясь твоим именем и твоими рекомендациями. Все они считают тебя фантазером и безрассудным человеком.
— Что ж, и тем не менее сегодня мы в них нуждаемся. В лихой час и лягушка друг. — Сунь поднялся с циновки и подошел к окну. По Иокогамской набережной сновали люди. Небо было яркое, синее, такое же, как в Китае. Сунь оглядел номер: он весь был забит какой-то рухлядью — колченогими стульями, пыльными циновками, в углу притулился допотопный низкий стол. А за окном — воздух, свет, облака! К дьяволу гостиницу, скорее на улицу!
Друзья вышли на набережную. Сунь исподволь вглядывался в Шао-бо — никак не мог привыкнуть к тому, что они снова вместе и могут всласть наговориться. Черная шелковая куртка еще сильнее подчеркивала худобу Чэня. Он то и дело цеплялся носками своих плетеных сандалий за выщербленные камни и каждый раз при этом смущенно улыбался, одними глазами, узкими и светло- карими. И Сунь тоже отвечал ему улыбкой. Так они и шагали, поглощенные друг другом, лишь изредка взглядывая на неподвижную гладь моря и острые пики мачт.
— А мы тут без тебя создали школу для детей китайских эмигрантов. Китайское классическое образование должно прочно привязать их к родине.
— А что еще дает эта школа? — оживился Сунь.
— Там преподают историю Запада, географию. Учебное заведение можно было бы назвать «Школа Востока и Запада».
— Гм, звучит неплохо. — Сунь помолчал, зябко поежился — с моря потянуло холодом. — Как ты думаешь, не пригласить ли кого-нибудь из реформаторов преподавать в школе классические науки? Это и будет первый шаг для сближения.
Чэнь улыбнулся — как это похоже на Суня: поставить на службу делу даже такое небольшое событие, как создание школы.
— Можно попробовать.
— Только не считай меня пустым мечтателем, как реформаторы. — Сунь тронул Шао-бо за плечо.
Чэнь Шао-бо рассмеялся. Все-таки это было прекрасно, что Сунь наконец-то с ними!
— Пора возвращаться в гостиницу — становится сыро и холодно.
— А разве я не говорил тебе, Шао-бо, что осеннее тепло обманчиво?
Сунь достал писчую кисточку и присел к столу — давно уж он собирался написать мистеру Кэнтли, но все не хватало времени. И сейчас он только что вернулся из-за города, куда ездил к одному китайскому эмигранту. Он чувствовал себя несколько усталым, а главное, подавленным. Поездка лишний раз подтвердила его наблюдения — большинство китайских эмигрантов хочет лишь тишины, спокойствия и любой работы, чтобы жить. А в Китае нарастает новый вал крестьянского движения, и не воспользоваться этим, не поддержать его было бы преступлением…
Западная стена комнаты раздвинута. Из крошечною садика потягивает сыростью, запахом прелых листьев. Шао-бо растянулся на циновке и в тусклом свете лампы перелистывает какую-то книгу.
Нет, и сегодня не пишется письмо!
В дверь тихонько постучали — так всегда стучит хозяйка гостиницы. И тут же раздался ее голос:
— Господин спрашивает доктора Сунь Ят-сена.
— Какой господин?
— Это, верно, тот самый, что давно тебя разыскивает, Сунь. Я тебе рассказывал о нем — Миядзаки Торадзо, сочувствует Союзу возрождения, — пояснил Шао-бо, закладывая недочитанную страницу шелковым шнурком.
— Просите, любезная госпожа!
Мягко ступая и слегка щурясь после улицы, в комнату вошел гость.
— Приношу глубочайшие извинения за непрошеный визит, — поклонился он, протягивая свою визитную карточку.
— Миядзаки Торадзо? Брат Язо Миядзаки? Гость поклонился еще почтительнее.
Да, помнится, Язо, старый японский друг Суня, говорил ему о том, что у него есть братья, которые живут на Хоккайдо. Значит, это один из них. Интересно, что привело сюда Торадзо?
В комнате возникла неловкая тишина. Наконец Миядзаки сообщил, что брат его умер.
— Я пришел к вам выполнить последнюю волю Язо. Я знаю, кто вы, он мне доверился. И завещал во всем помогать вам. Я глубоко чту своего брата, его воля — для меня закон. Поэтому я здесь… — Торадзо наклонил голову, вспомнил свой последний разговор с Язо. Он был не только о Сунь Ят-сене. «Скоро я уйду в мир иной, — сказал ему брат. — Но в этом я кое-что задолжал. Расплачиваться придется тебе. Через две недели ты примешь посвящение в общество «Черный дракон»». «Но ведь я уже член «Гениоша», союза самураев, ты же знаешь», — возразил Торадзо. «Тем лучше, «Черный дракон» создается внутри «Гениоша». Я дал обет, Торадзо, и ты меня заменишь».