Что было потом, Торадзо не хотел вспоминать, не в ушах его так и стоял надтреснутый, тягучий, порой переходящий в крик голос Учидо Риохейе, вождя «Гениоша»: «Япония — величайшая страна Азии! Японцы призваны править миром, но какая вопиющая несправедливость — они ютятся на нескольких крошечных островах. О братья! Обратите свои взоры на Запад. Там, от берегов Южно-Китайского моря до Амура, раскинулась Поднебесная. Какое огромное, но немощное государство! Народ его нуждается в твердой руке. Цинский режим давно прогнил до самого основания: вонзим же свои мечи в слабый ствол — поможем рухнуть гнилому дереву. Покорим Поднебесную! Сделаем первый шаг на пути покорения мира — создадим единую азиатскую державу под эгидой нашей возлюбленной родины, Страны восходящего солнца! Выполняя задания, помните, что отныне наш девиз: «Граница Японии — от Южно- Китайского моря до Амура»». ««Черный дракон» — это же китайское название Амура», — промелькнула тогда мысль у Торадзо. Сейчас он пристально смотрел на сидящего перед ним Сунь Ят-сена и чувствовал, что отныне все перепуталось в его жизни: верность и измена, любовь и ненависть, честь и бесчестие. Лабиринт, из которого нет выхода…
Сунь поднялся, подошел к Торадзо, обнял его. Он заметил, что японец дрожит, как в лихорадке, и накинул ему на плечи свой теплый плащ. В душе у Миядзаки что-то дрогнуло — впервые за много месяцев после смерти Язо. Искренность, душевная щедрость — как не хватает этого в жизни Торадзо! Сердце его откликнулось на теплый прием, который оказал ему Сунь Ят-сен. Миядзаки вдруг ясно понял, что при любых обстоятельствах он не допустит, чтобы по его вине с головы Сунь Ят-сена упал хотя бы один волос.
— Шао-бо, попроси хозяйку, чтобы у нас разожгли жаровню, сегодня мы сами приготовим ужин, — донесся до Торадзо как бы издалека голос Сунь Ят-сена. Все еще дрожа, он смотрел, не отрываясь, на яркие язычки пламени в жаровне, на плавные движения рук Чэнь Шао-бо, достававших из одной чаши лепестки хризантем, а из другой — кусочки мелко нарезанной курицы. «Ужин по старым китайским традициям, для ученых и философов, — сообразил Миядзаки, — мне оказана высокая честь…»
Мирно горела керосиновая лампа. На ее свет залетали в окно ночные бабочки. Они ударялись о стекло и падали на циновку, оранжевые и лохматые, как язычки пламени в жаровне. Язо, «Черный дракон», Учидо Риохейе — все это куда-то отодвинулось, и не было ничего, кроме этой тесной комнаты, густой черноты за окном и двух людей, ставших почему- то родными, как братья.
— Я решил вступить в Союз возрождения Китая и всегда и во всем помогать революции, — произнес Миядзаки. — Вы мне верите? — Глаза его горели, румянец заливал щеки, выдавая нетерпение сердца. — Цель китайских революционеров спасти Китай от упадка и раздела великими державами — великая цель. Я могу поговорить с влиятельными людьми в Японии, они окажут содействие Союзу возрождения. В случае успеха доктору Сунь Ят-сену следовало бы познакомиться с господином Инукаи Цуёси. Его превосходительство возглавляет стоящую ныне у власти партию Кокуминто и не склонен избегать общества китайских революционеров. О докторе Сунь Ят-сене он, конечно, знает (после того как доктор опубликовал заметки о своих лондонских злоключениях, его имя обрело большую популярность не только в Европе). Инукаи Цуёси — деятель прогрессивного направления, не то что его противник Окума, министр иностранных дел, который делает ставку на реформаторов.
Все это Миядзаки высказал одним духом, как бы боясь, что Сунь не дослушает его до конца. Сунь ободряюще улыбнулся — ему нравился брат Язо, его откровенность, его горячность. Кроме того, мысль о содействии японцев внушала ему надежды.
— Прекрасно! — ответил Сунь. — Приходите завтра, я сведу вас с господином Чжэн Ши-ляном…
Чжэн Ши-лян появился в Иокогаме рано утром. Он привез с собой подробный план объединения тайных крестьянских обществ на юге Китая. По его мнению, объединенные, они представляли собой силу, способную совершить революцию.
— Рассчитывать на крестьянство?! — удивился Сунь Ят-сен. — Нет, Ши-лян, земля слишком крепко держит тебя. Крестьянство способно лишь на стихийный бунт, не более того. А нам важно успешное начало. Тогда весь народ пойдет за нами.