Был конец августа, когда Тао Сань-го добрался до Учана, одного из городов трехградья Уханя[16]. Уже неделю моросили дожди, и старые крепостные стены, окружавшие город, мокро блестели, как бы сочились влагой. Меж камней пробивался мох. Миновав знаменитую башню Желтого сокола, Сань-го вышел на дорогу, ведущую к высокой Змеиной горе, и затем уже легко разыскал казармы саперного батальона.' Здесь, нанявшись в армию, Тао Саиь- го должен обосноваться.
Он с трудом привыкал к новой жизни, непохожей на кипучую, затягивающую в свой водоворот жизнь в Шанхае. В Учане никто никуда не спешил, по улицам лениво прогуливались толпы горожан, на площадях шла вялая торговля. Сонный, замедленный ритм этого города начинал раздражать Тао Санъ- го. Но прошло две- три недели и Тао понял, что его представление об Учане было ошибочным: город кипел, словно котел под крышкой, еще немного — и взорвется. Едва закончили бастовать рабочие чайной фабрики, как бросили работать грузчики. Назревали волнения среди крестьян. Из-за наводнения, затопившего огромные пространства Хубэя и Хунани, население трехградья резко увеличилось — сюда хлынули беженцы. Город выплеснулся за городскую стену: беженцы наскоро ставили бамбуковые каркасы, обмазывали их глиной, крыли рисовой соломой. После роспуска местных войск в поисках работы бродили по улицам уволенные солдаты. В новых войсках, созданных по иностранному образцу, влияние революционеров было достаточно велико. Не зря Сунь Ят-сен дослал сюда Тао Сань-го. И все же ему не сразу удалось нащупать нить, которая привела бы его к нужным людям. В батальоне избегали открыто говорить на крамольные темы, но чувствовалось, что работа шла. Однажды Тао Сань-го увидел, как один из солдат, замотав патроны в тряпицу, прячет их под матрац.
Как-то утром, выйдя в увольнение, Тао отправился на базар. Приближалась зима, а теплой одежды у него не было. «Хорошо бы купить халат на вате, — думал он, — по ночам он мог бы служить и одеялом». Так он шагал, размышляя о разном, не касаясь только одного — воспоминания о жене: мысль о ее смерти была нестерпимой.
На углу Наньчанской улицы продавались газеты. Тао купил несколько и тотчас развернул одну из них. «Мы обращаемся к вам, отцы и братья 18 провинций Китая. Не щадите сил для полной победы над врагом и возрождения нашей страны, чтобы мы могли смыть позор и на вечные времена учредить республику. Тогда Китай сможет занять свое место в ряду могущественных мировых держав и наслаждаться счастьем всеобщего мира…» Тао проглядел одну газету, другую, везде пестрели обращения Учанского революционного правительства. «Уважаемые сановники! — читал он дальше. — Вы ведь тоже потомки Хуанди[17], и, хотя вы еще остаетесь на высоких постах, едва ли маньчжуры полностью доверяют вам… Если вы встанете в наши ряды, мы вместе будем служить республике, вызволим наших соотечественников из бездны несчастья и вернем великим ханьцам их горы и реки…» «…И пусть мы сейчас находимся во враждебных лагерях, — читал Тао «Обращение к китайцам, находящимся на военной службе у маньчжурского правительства», — дружеские и кровные связи между нами остаются, а наши сокровенные чаяния и помыслы одинаковы…»
А это что?! ««Литературное общество Вэньсюэшэ» (это же организация, вокруг которой группируются революционеры провинции Хубэй!) намерено шестого октября поднять антиманьчжурское восстание и призывает всех честных ханьцев примкнуть к нему». Тао тут же повернул назад, к казармам. Вечером того же дня Учан был объявлен на осадном положении. События назревали с поразительной быстротой.
Забыв об осторожности, Тао Сань-го уговорил одного из солдат, о принадлежности которого к «Вэньсюэшэ» он догадывался, свести его с кем-нибудь из руководства организации. Солдат отвел его в маленькую галантерейную лавку на улице Чжэнцзе. Хозяин встретил Тао как старого знакомого и, не теряя времени, поручил ему достать порох для изготовления бомб.
Бомбы изготовляли в маленькой, тесной квартирке, состоявшей из одной комнаты с узкой нишей. Когда Тао впервые переступил ее порог, в нос ему ударил кислый запах сырой овчины — специфический запах пороха. В углу, под столом, он заметил кучу консервных банок.
— Что это? — спросил он хозяина, когда тот жестом пригласил его сесть на циновку.
— Джексон и К0 рекомендуют сахар с повышенными вкусовыми качествами, — улыбнулся он. — В этих жестянках мы будем изготовлять кушанье для маньчжуров.