В узкие окна палаты медленно пробивался утренний свет, растворяя бледное пламя толстой краевой свечи. Язычок пламени колыхнулся — в зал вошел адъютант. На тяжелом золотом подносе подал запечатанный пакет. Юань неторопливо его вскрыл. Императорский указ!
«Род Юань Ши-кая из поколения в поколение пользовался величайшими милостями двора, теперь ему предоставляется возможность отблагодарить династию. На Юань Ши-кая возлагается ответственность за подавление мятежа на Юге», — прочитал генерал.
— Ваше превосходительство распорядится пригласить писца?
— Не надо, ступай.
Когда адъютант вышел, генерал злорадно рассмеялся. Воистину, милости двора ему пришлось испытать на собственной шкуре! За все его старания и услуги — ссылка! Теперь уж он «отблагодарит» династию!
Предвкушение необычайного взлета преобразило его малоподвижное лицо: тусклые глаза заблестели, морщины разгладились — на глазах у сына Юань помолодел на несколько лет.
— Какое сегодня число, Кэ-дин? Ага, четырнадцатое октября. Ну, ничего, нам торопиться некуда, а двор пусть немного подождет.
Через день Юань Ши-кай диктовал писцу ответ:
«Узнав о высочайшем повелении, я, недостойный, падаю ниц. Всю жизнь я пользовался милостями трона и, к стыду своему, был не в состоянии отблагодарить за них…
Прочитав указ, я был тронут до слез. В настоящее время страна переживает трудности, а потому я почитал своей обязанностью неукоснительно повиноваться императорскому указу и безотлагательно отправиться на место службы. Однако нога продолжает болеть, и до полного выздоровления еще далеко. Прошлой зимой к тому же начались невыносимые боли и в левой руке. У меня мало надежд на полное излечение этой застарелой болезни. Однако, несмотря на то, что тело мое ослабело, сам я не пал духом…»
Далее генерал жаловался, что его стали мучить астма, а также кошмары и сердцебиение. Писец про себя только диву давался — Юань Ши-кай выглядел здоровым и крепким, а прошлой зимой по целым неделям пропадал на охоте. Однако лицо его оставалось невозмутимым, и рука не дрогнула.
«…В настоящий момент военные дела требуют столь безотлагательных мер, что я никогда бы не осмелился просить о предоставлении мне отпуска, если бы не находился в столь тяжелом состоянии… Принося глубочайшую благодарность за оказанную мне милость, почтительнейше прошу даровать мне необходимый для лечения отпуск».
В кабинет вошел Кэ-дин, сел рядом с отцом, подобрав под себя голенастые ноги. Пока писец зачитывал написанное, он не сводил с отца изумленного взгляда.
— Осмелюсь сказать, — испуганно пробормотал он наконец, — что такой ответ может навлечь на всех нас гнев императорского двора.
— Нет, сын мой, успокойся. Теперь нам остается ожидать высоких гостей. Вели распорядиться, чтобы в доме все было готово для приема. — И он победно посмотрел на сына: наконец-то настал его час!
Едва на востоке стала заниматься заря, Юань Ши-кай поднялся на сторожевую башню. Здесь, наверху, гулял ветер, донося сладковатый запах фруктовой падалицы. По дороге к поместью нескончаемым потоком тянулись тяжело груженные повозки — пухлые мешки пшеницы и риса, табак, чай. Это крестьяне везли свои подати. Юань заметил на дороге некоторое замешательство — повозки неуклюже стали сворачивать на обочину. Сердце генерала дрогнуло тревожно и радостно. Из-за поворота на дорогу выскочил конный эскадрон.
Генерал поспешно спускался с башни. На нижней ступеньке он покачнулся, схватился рукой за верила, с минуту постоял глубоко и часто дыша, предчувствуя, что сейчас произойдет нечто значительное в его жизни, может быть, то, о чем он только мечтал. Но когда он направился к ожидавшим его носилкам, поступь его была тверда и уверенна.
Расчет Юаня оказался точен: его ожидал генерал Сюй Ши-чан, один из самых влиятельных людей при дворе.
Кэ-дин изнемогал за пыльной бархатной портьерой, слушая монотонный голос отца, убеждавшего Сюй Ши-чана в том, что болезни не позволяют ему принять предложение цинов. Сын не на шутку опасался, как бы цины не заменили Юаня более податливым генералом. Но сам Юань Ши-кай в эти минуты упивался своим триумфом. Уж он-то сумеет воспользоваться счастливым случаем, которого ждал всю жизнь. Он не чета слабоумным маньчжурским принцам, тем более что ни один из них не мог сравниться в коварстве и хитрости с покойной императрицей Цы Си. Только ее одну генерал считал своей достойной соперницей.