— Во всей Поднебесной не сыщется, кроме вас, человека, который мог бы спасти династию, — слушал Кэ-дин увещевающий голос Сюй Ши-чана. — Все иностранные державы называют вашу кандидатуру. Да что державы! Перст великого Будды указует вам путь к подлинному величию, ваше превосходительство.
Сюй Ши-чан старался вовсю: он, как никто, понимал, в каком катастрофическом положении оказалась династия. Было очевидно, что дни ее сочтены, и на трон, возможно, взойдет выходец из китайской знати. Генерал Юань Ши-кай подходил для этой роли как нельзя лучше — несмотря на опалу, он сумел сохранить прочные связи с армией. Однако Юань Ши-кай вел себя по меньшей мере уклончиво. Напустив па себя равнодушный вид, он лениво прихлебывал чай, лакомясь засахаренными зернами лотоса. Глаза его сохраняли постоянное выражение усмешки, а может быть, так казалось из-за ячменя, вскочившего на правом глазу генерала.
Разговор постепенно перекинулся на события последних дней: революция день ото дня ширится, охватывая все новые и новые районы Китая, вот-вот южные и северо-восточные провинции объявят о своем неповиновении пекинским властям. Воссоединить их сейчас было почти невозможно, и в этом Юань Ши-кай усматривал для себя особую выгоду. Он понимал, что ципы пойдут на любые уступки тому, кто возьмется решить эту задачу. Теперь было важно только одно: не продешевить!
Сюй Ши-чан продолжал пылко уговаривать генерала. Кинув в рот последнее лотосовое зернышко,
Юань оборвал Сюй Ши-чана: не пора ли отвлечься от мирской суеты? Не пожелает ли императорский гонец сопроводить Юаня к вечерней молитве?
В маленькой кумирне стоял приторный запах индийских курительных свечей. Нефритовый Будда лучезарно взирал на распростершихся у его ног генералов. Черная жирная мышь непочтительно прошмыгнула перед самым носом Сюя. «Тьфу ты, нечисть!» — сплюнул Сюй. «Все живое — священно», — укоризненно произнес Юань и, усевшись на корточки, принялся громко молиться.
«О великий, всемогущий Будда, — раскачивался Юань в такт молитве, и косичка его раскачивалась вместе с ним над парчовым воротником с золотыми галунами, — даруй ничтожнейшему из смертных долгую жизнь, дабы он мог принести ее на алтарь верного служения своему дорогому отечеству…»
Сюй Ши-чан украдкой поглядывал на генерала: лицо Юаня было отчужденным, взгляд блуждал по кумирие. Сюй пытался разгадать, в каких потемках бродят сейчас его мысли. Внезапно генерал вскочил па ноги. Выхватив кинжал, он молниеносно метнул его в угол, туда, где, как ему показалось, подозрительно колыхнулся алый шелк. Кинжал звонко стукнулся о пол — за занавеской никого не было.
— У меня много врагов, — невозмутимо пояснил Юань. — Не исключено, что соглядатаи и убийцы пробрались в мое поместье. Но божья рука направляет меня.
Сюй Ши-чан словно прирос к месту — страх, охвативший его в первую минуту, не проходил.
— Что с вами, дорогой генерал? Э, да вы совсем сникли. Потерпите, у нас будет время и для веселых развлечений. Женщины Чжэндэ славятся не только в Хэнани.
Наутро императорский посланец увозил в Пекин шесть требований генерала Юань Ши-кая. Требования, изложенные на хрупкой рисовой бумаге, сопровождались припиской, из которой следовало, что, если они будут отвергнуты, Юань Ши-кай на службу ко двору не вернется. На словах же Сюй Ши-чану было доверено передать, разумеется в виде легкого намека, что Юань Ши-кай имеет возможность поправить свое пошатнувшееся здоровье и на Юге. Но, в сущности, генерал не требовал от цинов ничего сверхъестественного: цины должны ему предоставить командование всей армией и флотом; поручить сформировать кабинет министров, создать в будущем году парламент, проявить терпимость к участникам нынешних событий, отменить запрещение партий, предоставить возможность неограниченно расходовать средства на военные нужды — словом, подтверждение полноты политической власти. Но взамен он обещал усмирить мятежный Юг, устранить в Китае беспорядки и укрепить фундамент, на котором зиждется императорская власть…
Не успела развеяться пыль, поднятая эскадроном Сюй Ши-чана, как в поместье под Чжэндэ появился новый конный отряд.
Сторожа пропустили отряд не через парадные красные ворота, а в узкую боковую калитку. Высокий седой человек, видимо, командир, соскочил с коня, бросил поводья и решительно направился к дому. Управляющий поспешил доложить господину: