Каждое утро, когда Сунь Ят-сен подъезжает к своей резиденции, его губы трогает горькая улыбка: на крыше вяло полощется новый республиканский флаг. Его пятицветное полотнище символизирует единство пяти национальностей Китая. Где оно, это единство? Призрак, мираж… Тяжелые думы одолевают Суня в последнее время. Сорок шесть лет ему… Промелькнули они как один год — только потери указывают на количество прожитых лет. Время бессильно залечить старые раны. Нет в живых Лу Хао-дуна, нет Чжэн Ши-ляна и многих других. Сам он сидит в президентском кресле, но почти ежедневно почта приносит ему анонимные письма. Они напоминают президенту о судьбе Нанкина и Хун Сю-цюаня[20] в эпоху тайпинов, угрожают… Разве он не старается облегчить жизнь народа? Но что он может сделать один? Он чувствует себя в своем правительстве деревянной куклой… Сунь с удивлением услышал, как произносит вслух:
Да, пахать они начали на юге, да не получили того урожая, который ожидали…
Однажды утром Суп Ай-лин, подавая ему в кабинет кофе, сказала, едва заметно улыбаясь:
— К вам ранний гость, сяньшэн. Примете?
— Просите, — неохотно отрываясь от утренней почты, произнес Сунь.
Не успела Суп Ай-лин скрыться, как дверь стремительно распахнулась. Сунь бросил взгляд на вошедшего и замер: в дверях стоял его сын! Он слегка улыбался, ожидая приглашения войти. Гладкое, самоуверенное лицо с красными, чуть припухлыми губами, волосы густо напомажены, одет с изысканной европейской роскошью… Сунь даже несколько растерялся. Гулко забилось сердце. Неужели это Сунь Фо, его собственный сын?! Как давно они не виделись! Сунь шагнул навстречу сыну. Молодой человек благосклонно позволил отцу себя обнять.
— Раньше я не мог навестить тебя, отец, извини. Дел у меня по горло, только успевай поворачиваться.
Сунь позвонил.
— Ай-лин, дорогая, еще один кофе, пожалуйста.
— Погодите-ка, мисс, мне лучше виски.
— С утра? — удивился Сунь.
— Голова трещит после вчерашней попойки в Речном клубе…
— Хорошо. Вот деньги. Ай-лин, пожалуйста, пошлите кого-нибудь в ближайший магазин. Однако долго же ты собирался навестить меня, сын.
— Не дольше, чем ты мою мать, — нехорошо усмехнулся Сунь Фо.
— На твоем месте я не стал бы попрекать меня этим, ты же знаешь, как я просил ее разделить мою судьбу. Я звал ее в Америку… Ну, да ладно. Расскажи лучше, как у тебя дела с учебой?
Сунь жадно вглядывался в лицо сына, отыскивая в нем хоть что-то, напоминающее ему того мальчика, которого он видел в последний раз.
— Мне хотелось бы завершить свое образование в Америке, отец. Но на это нужны деньги, много денег. — Сунь Фо в упор смотрел на отца.
Сунь молчал. Тогда в голосе сына проскользнули нетерпеливые нотки.
— Так ты поможешь мне в этом? Или мне по-прежнему рассчитывать только на твоего брата А-мэя? Кстати, почему ты отказался утвердить дядю на пост заместителя министра? Или ты забыл, чем ему обязана наша семья? — Голос Сунь Фо звучал требовательно. Но это была правда — А-мэй всю жизнь помогал Сушо и его семье, и справедливость требовала, чтобы такое бескорыстие было вознаграждено. Но не может же он раздавать посты родственникам!..
— Все твердят, что за границей ты сколотил неплохой капиталец.
«Ах, вот оно что!» — Эти слова больно задели Суня. Он возмутился:
— За границей я сколачивал капитал для республики! Для себя я не привез ни гроша! Об этом я публично заявил в Шанхае, сходя с парохода. Революционный дух — мой единственный капитал!
— Но деньги нужны и матери.
— Я посылаю ей часть жалованья.
— Жалкие гроши! А расходы растут. Одним словом, меня интересует только одно: есть у тебя деньги для сына или нет?
Пухлые пальцы Сунь Фо в массивных золотых перстнях нервно теребили мочку уха. Он смотрел на отца с нескрываемым сожалением.
— Нет, сын, — твердо сказал Сунь. — У меня нет для тебя денег. Почти все, что я получаю, я отдаю в фонд помощи голодающим.