— Ваше самочувствие?
— Неплохо, доктор, спасибо. Скажите, кому я обязан?
— Вам осмелился помочь доктор Сунь Ят-сен. Что-то тревожное метнулось во взгляде раненого.
— Вы действительно доктор Сунь Ят-сен?
— А вы сомневаетесь? Впрочем, давайте отложим этот разговор — вам вредно сейчас разговаривать, вы потеряли много сил.
Тот закрыл глаза, но продолжал беззвучно шевелить губами. Сунь тихонько прикрыл за собой дверь. Но когда он вернулся через два часа, раненый был мертв. Он лежал в луже крови, ослабевшая рука выронила хирургический скальпель, стоявший у изголовья саквояж Сунь Ят-сена был распахнут. Пациент вскрыл себе вены…
На стоянках в разных городах Суню сообщали о том, что Юань Ши-кай продолжает творить беззаконие. В Пекине начались казни революционеров. Да и в низовьях Янцзы плавучие тюрьмы больше не вмещали всех арестованных. Вез суда и следствия их расстреливали тут же на берегу и сбрасывали в воду. Кровь и слезы несли в океан китайские реки.
Новый удар ожидал Суня в Гуанчжоу. Чтобы окончательно обезвредить революционный Юг, генерал Юань Ши-кай приказал сократить более чем стотысячную наньцзинскую армию до одной дивизии, а Хуан Сина отстранить от поста главнокомандующего.
Встреча Сунь Ят-сена и Хуан Сина была невеселой. Они беседовали в душном гостиничном номере, окна которого выходили на шумную улицу. Сидели перед низким столиком, уставленным едой, и ни к чему не прикасались. Сунь расстегнул тугой ворот рубашки.
— По-моему, акции Юаня против революционного Юга не закончатся твоим смещением. Интересно, куда он клонит, этот пекинский президент? Императора он предал. Не предаст ли он и демократию таким же образом? Что скажешь на это, упрямый хунанец? Ведь ты стоял за то, чтобы власть передать в руки Юань Ши-кая!
— Поста я лишился, — угрюмо подтвердил Хуан Син. — Но означает ли это, что генерал Юань Ши-кай перешел в лагерь контрреволюции? В это не хотелось бы верить!
— Мы, революционеры, работаем не ради постов и славы, — задумчиво сказал Сунь Ят-сен. — Но скажу: действия генерала внушают мне подозрения. Кстати, Хуан Син, ты не знаешь, куда исчез Тао Сань-го? После отъезда из Нанкина я больше о нем ничего не слышал.
Хуан Син, отвернувшись, смотрел в окно. Лицо застыло, губы плотно сжаты, только на левой, впалой щеке заходили желваки.
Сунь нетерпеливо повторил вопрос.
— Все равно узнаешь, Сунь, — начал Хуан Син и оборвал себя на полуслове: заметил, как сразу посерело, словно пеплом подернулось, смуглое лицо Суня.
— Говори же, Хуан Син, — потребовал он.
Рассказ Хуан Сина был короток, но перед мысленным взором Суня развернулась вся страшная картина расправы над Сань-го.
Тао Сань-го возвращался от друзей позже обычного и уже подходил к своему дому, когда на голову ему накинули мешок. На окраине Нанкина Тао Сань-го бросили в подвал старинного каменного особняка, где реакционеры вкупе с наемными бандитами оборудовали настоящую камеру пыток. Сорвав с Тао одежду, швырнули его на битый кирпич и избили стальным хлыстом. Потом задушили и, уже мертвого, повесили на крюке, вбитом в потолок. Полиция обнаружила труп на другой день. Кровь, которой был начертан на стене лозунг «Смерть революции!», была совсем еще свежая. Хуан Син развернул было следствие, но нити его вели к влиятельным политическим деятелям, и ему вскоре дали понять, что своей настойчивостью он добивается участи Тао.
— Поверь, Сунь, я не трус, но я привык сражаться в открытом бою.
Сунь Ят-сен смотрел на Хуан Сина и не видел его. Боль, которую он испытал когда-то при известил о казни Лу Хао-дуна, ожила в нем с новой силой. Чудовищная ирония судьбы, думал Сунь с горечью. Он, Сунь Ят-сен, отменил пытки, а их с изощренной жестокостью применили к настоящему революционеру, одному из его лучших, преданнейших соратников. «Юань Ши-кай обязан прекратить беспорядки и беззакония», — сказал себе Сунь Ят-сен.
Вскоре он отправился в Пекин, в самое логово тигра. Немного позднее туда же выехал и Хуан Син.