Наступало лето 1912 года. Оно обещало быть жарче обыкновенного. Солнце раскаляло булыжник мостовых с раннего утра. В воздухе — ни дуновения. Серым, полупрозрачным покровом лежала пыль на глазурной черепице Запретного города, и казалось, что на обитель отрекшегося императора накинута прочная паутина.
После полудня жители столицы спешили укрыться в тени своих двориков, торговля замирала, пустели улицы и базарные площади. Лишь возле фруктовых лавок, в мусорных ящиках по-прежнему копошились дети. По арбузным коркам, по скользкой банановой кожуре, по исхудалым бескровным детским лицам в ослепительно белом солнце ползало бесчисленное множество мух.
Только величественный Храм Неба дарит спасительную прохладу. От мандариновых и персиковых деревьев в фаянсовых кадках исходит тонкий дурманящий аромат. В фарфоровых чанах лениво плещутся серебристые рыбки. Каменный пол в круглом зале под высоким куполом покрыт двойным слоем парадных ковров. Сидя на полу, парламентарии составляют проект новой конституции. Дело подвигается медленно: конституция эта — ширма, которой прикрывается Юань, идущий напролом к личной диктатуре. Не оттого ли не успевают составители донести кисть до бумаги, как тушь высыхает? А может быть, мысль их дремлет, усыпленная лживыми клятвами и посулами генерала?
Столица встретила Суня торжественно. Когда Сунь Ят-сен и Хуан Син прибыли в Пекин, генерал сильно встревожился — он так надеялся, что с Сунем уже покончено! Однако в такой ситуации не считаться с общественным мнением было невозможно, волей-неволей, а приходится разыгрывать из себя либерала. Юань стал догадываться, что привело в Пекин революционера. От этого визита он не ждал ничего хорошего. Теперь нужно было не сплоховать — чего доброго, от него потребуют публичного разъяснения некоторых действий нового правительства.
Лучший выход из создавшегося положения — убедить противника, что ты его друг и единомышленник.
— Вы заблуждаетесь, уважаемый доктор Сунь Ят-сен, вы не совсем точно истолковали деятельность нашего правительства. Ни о каком сговоре с иностранными державами и речи быть не может. Все наши усилия мы направляем только на то, чтобы принести счастье своей нации, — рассыпался Юань Ши-кай. — В первую очередь мы намерены установить контроль над производством и разработкой природных богатств, начнем строить железные дороги.
— Необходимо ввести бесплатное образование и создать систему пенсионного обеспечения.
— Разумеется. — Генерал тайком пристально следил за своим собеседником, избегая, однако, сталкиваться с его острым испытующим взглядом. В своем черном халате Юань походил на большую ворону.
— А главное, господин Юань, крестьянину нужна земля, без этого республике не продержаться и года.
— Удивительно, до чего ваши мысли совпадают с моими, дорогой доктор! Будьте покойны, мой парламент — это вам не сборище нанкинских бюрократов. Подумать только, они отклонили ваш превосходный аграрный проект! Ах, господин Сунь Ят-сен, поверьте мне — я единственный, кто отдает должное вашему бескорыстию, благородству и преданности интересам народа.
Вся его фигура, весь облик — узкие глаза, тонкие губы и даже длинные седые усы — источали внимание и дружелюбие. И только руки выдавали нервозность — пальцы то перебирали длинные концы пояса, то легкими скользящими движениями касались надбровья, то проводили по подбородку.
«Ну погоди, проклятый бунтовщик! Я тебе покажу аграрную реформу! Образование! Пенсии! Сплошная благотворительность! На твоем месте, мистер Сунь, я немедленно убрался бы из Пекина куда-нибудь подальше! Сколько денег уплыло на то, чтобы переселить тебя в иной мир, а ты все еще жив и невредим», — думал Юань. С каким наслаждением он сам поднес бы гостю чашу с отравленным питьем. Глоток, другой, судорога, хрип — и конец! Генерал представил себе эту сцену столь живо, что едва не разразился злорадным смехом в самый неподходящий момент, когда Сунь Ят-сен, прижав сложенные ладони к груди, проговорил:
— Буду с вами откровенен, господин Юань Ши-кай. Совсем еще недавно меня мучили сомнения: тот ли вы человек, который может взять на себя задачу объединения родины. Теперь я вижу, господин Юань, вы — истинный республиканец. Китайская нация будет вам признательна. — На секунду в голове Суня вспыхивает воспоминание о встрече на тонущем корабле, убийца, подосланный Юанем. Нет, не может быть! Перед ним такой доброжелательный, такой понимающий человек. Наверное, кто-то другой воспользовался именем генерала.
— Я прошу вас, господин Юань Ши-кай, назначить особое расследование по делу об убийстве Тао Сань-го, — почувствовав доверие к генералу, произнес Сунь Ят-сен. — У этого революционера особые заслуги перед родиной.