Подчиняясь этикету, не позволявшему хозяину пускаться в расспросы, Лян терпеливо ждал. Частое подергивание век выдавало его нетерпение.
— Вы, надеюсь, понимаете, господин Лян Ци-чао, что мое посещение продиктовано отнюдь не низким желанием оторвать вас от государственных дел, — начал Миядзаки, садясь и по-европейски закидывая ногу на ногу.
В эту минуту шелохнулась лиловая шелковая занавесь, отделяющая внутренний двор от жилых покоев, и на миг возникло хорошенькое женское личико.
Глаза, подведенные черным, казались огромными. Увидев чужого, девушка тотчас исчезла. Замешательство на юном девичьем лице показалось Миядзаки забавным, и он улыбнулся. Однако хозяин отнес улыбку на свой счет, — он сидел спиной к занавеси и ничего не видел. В узких глазах его промелькнула ярость. Понизив голос до шепота, гость решительно закончил начатую речь:
— Если Юань Ши-кай всерьез собирается провозгласить, что небо и духи на его стороне[21], ему не продержаться у власти и месяца.
Руки хозяина, ощипывавшие огромный желтый цветок, вздрогнули. Нежные лепестки упали с колен на каменную плиту. Лян Ци-чао молчал. Вошел слуга, но не тот, что привел сюда Миядзаки, а другой, совсем молодой, почти юноша, гибкий, стройный, похожий на филиппинца. Он поставил на столик поднос с едой, налил в круглые чашки вина и исчез.
— Прошу вас, господин Миядзаки, откушайте, до обеда еще не скоро.
— Благодарю вас, я никогда не ем в этот час, — холодно отказался Миядзаки. — Так вот, господин Лян Ци-чао, отныне ваш компас должен показывать новый курс.
— Простите, господин Миядзаки, но ведь президент Юань Ши-кай подписал «Двадцать одно требование» Японии! Разве ваша страна найдет в Китае человека, который относился бы к ее нуждам с таким пониманием, как наш президент?
— На троне ваш генерал не продержится и недели, — жестко сказал Миядзаки, подчеркивая голосом слова «на троне». — Но я не уполномочен обсуждать этот вопрос. Мое дело — передать вам приказ «Черного дракона».
Он разжал кулак и, выпустив на волю свою пленницу, с преувеличенным вниманием стал следить за ее полетом. Миядзаки великодушно давал своему собеседнику прийти в себя. По всему чувствовалось, что к такому повороту событий, несмотря на всю свою мудрость и звание «первоклассного таланта», Лян Ци-чао не был готов. Он лихорадочно оценивал новый курс, который предписала ему Япония через Миядзаки Торадзо и указания которой являлись для него законом с той незапамятной поры, когда он стал членом «Черного дракона». Сколько сил было потрачено с его благословения на поощрение монархических устремлений Юаня! Он и сам мечтал о «просвещенной монархии» и о том, что станет одним из заправил Поднебесной. Ведь он еще далеко не стар и вполне успел бы вкусить плодов своего возвышения. Неужто теперь все пойдет прахом? Лян Ци-чао не подозревал, что японцы настроены не против монархии, а против Юань Ши-кая, чье восхождение на трон может привести к печальным последствиям для Японии. Кстати, Миядзаки — старинный друг доктора Сунь Ят-сена. Может быть, Суню удалось заручиться поддержкой Ниппон?
Перерыв в беседе слишком затягивался. Сложив руки на животе и глядя куда-то мимо гостя, Лян проронил:
— Но Япония всегда считала, что империя — лучшая форма государственного устройства для Китая.
— Простите, вы не совсем точны, господин Лян, — быстро возразил японец. — Ниппон не против того, чтобы во главе вашей страны встал император. Но что такое генерал Юань? Сколько лет он фактически правит страной, а в Пекине сплошная парламентская чехарда, состав кабинета министров меняется чуть ли не каждый день. Потом эти странные манипуляции с конституцией, политические партии передрались между собой, в провинциях то и дело восстают крестьяне. Короче говоря, положение таково, что, того и гляди, нынешнее правительство рухнет и без нашего участия.
— Вы опасаетесь того, что власть может перейти к южанам? — спросил Ляп Ци-чао.
Миядзаки мог бы смело утверждать, что именно этого прежде всего и опасается его правительство, но он решил Ляна немного подразнить:
— Япония всегда хотела видеть в Китае у кормила власти правителя, который стоял бы на страже японских интересов. В этом отношении Сунь Ят-сен — фигура, на которую можно делать ставку.
Лян Ци-чао задумался.
— Ниппон желательно, чтобы мы опередили южан?
Миядзаки иронически улыбнулся. На щеках возле жесткого рта заиграли желваки. Он всегда недолюбливал Лян Ци-чао, но в эту минуту он почувствовал особенно острую неприязнь к сидящему перед ним рыхлому человеку в халате из тонкого шелка, расшитого золотыми перьями. И зачем это Лян, человек не первой молодости, вырядился в такой яркий халат? Внезапно Торадзо вспомнил о хорошеньком девичьем личике, глянувшем на него из-за лиловой занавеси. Кто она? Наложница? Вторая или третья жена?
21
«Провозгласить, что небо и духи на его стороне» — китайское выражение, означающее «провозгласить себя императором».