— Я жду ответа, — вежливо напомнил Лян Ци-чао.
— Вы все поняли правильно, господин Лян, больше мне нечего добавить, — Миядзаки поднялся со скамьи.
Теперь он почувствовал, что рубашка у него прилипла к телу. Прочь отсюда, на свежий воздух! Миядзаки поспешно поклонился, давая знать, что его миссия окончена, но Лян Ци-чао вдруг спросил:
— А как же мне теперь себя вести, ведь Юань считает меня своим другом?
«Выпутывайтесь, как знаете», — хотел было сказать Миядзаки, но только пожал плечами.
— Будет неимоверно трудно. Надеюсь, что «Черный дракон» примет это в расчет, — добавил Лян Ци-чао. — Как вы полагаете, господин Миядзаки? Юань Ши-кай не терпит, когда ему перечат. Скор, ох, скор генерал на расправу.
Его голос, растерянный и заискивающий, внезапно вызвал у Торадзо новую вспышку неприязни, и он позволил себе небрежно заметить:
— Позвольте мне высказаться откровенно, многоуважаемый господин Лян Ци-чао. Для того, кто жонглирует своими убеждениями, как уличный фокусник, выполнить наши требования ничего не стоит.
Вот это был удар так удар! Миядзаки увидел, как редкие брови сановника подскочили кверху, почти соприкоснувшись с кромкой редких волос, обрамляющих лоб. На щеках проступили красные пятна. Какая наглость! Подумать только, «уличный фокусник»! Лян Ци-чао молча проглотил оскорбление, но жестом показал гостю, что тот делает ошибку, намереваясь покинуть дом тем же путем, которым пришел. Провожая Миядзаки черным ходом, Лян Ци-чао торжествовал — нет ничего унизительнее для гостя, чем быть выпровоженным с черного хода. Теперь настала очередь Миядзаки вспыхнуть от унижения. И все-таки последнее слово осталось за Торадзо.
— А ведь у нас, в Японии, такого обычая нет, дорогой господин Лян, — насмешливо произнес он, закрывая за собой дверь.
Юань Ши-кай и не подозревал, какие тучи сгущаются у него над головой. Ой слишком увлекся подготовкой к восхождению на императорский трон. Вроде бы каждый шаг был продуман и взвешен. Поправки к временной конституции, которые он передал Конституционному совещанию для утверждения, фактически давали ему неограниченную власть, права монарха. «Президент с правами императора или император — какая разница?» — восхищались иностранные дипломаты. Было от чего приходить в восторг! Юань Ши-каю теперь не требовалось санкции парламента ни на объявление войны, ни на заключение договоров с иностранными державами. Отныне он сам будет формировать кабинет министров, издавать чрезвычайные декреты, принимать чрезвычайные меры в области финансовой политики, лишать или возвращать права гражданства. Особенно гордился Юань Ши-кай своим последним нововведением — в термин «государственный секретарь» вводился иероглиф «цин». В старом Китае этот иероглиф добавлялся к званию сановника, выполнявшего обязанности первого помощника Сына Неба. Вывод из этого сделать было нетрудно! Нет, не зря при старом императорском дворе Юань Ши-кай слыл большим знатоком тонкостей табеля о рангах.
А что такое власть президента с правами императора, Юань продемонстрировал сразу, как только конституция была принята. Прежде всего он упразднил кабинет министров, создав вместо него административный аппарат во главе с государственным секретарем и двумя помощниками. Поправки к «Положению о выборах президента», которые были проведены совещательной палатой, превращали Юаня в пожизненного главу государства с правами передавать свою власть по наследству. В обществе вскоре стали распространяться суждения, что республика вообще «не соответствует национальному духу» китайцев. Перебирая всевозможные слухи, которые муссировались в правительственных кругах, Лян Ци-чао не мог себе простить одного — как это он прежде не заметил, что наряду с монархическим движением в Китае возник аятиюаньшикаевский фронт. Такая близорукость могла ему обойтись недешево. После посещения японца Лян лихорадочно искал выхода. Ясно было одно: придется покинуть уже обжитые позиции и включаться в борьбу за руководство антимонархическим движением. Лян Ци-чао забросил прочие дела. Даже новая наложница, та самая, которая попалась на глаза Миядзаки, очаровательная Ю-фэй, за большие деньги перекупленная у одного генерала, и та не могла завладеть его вниманием даже на несколько часов.