— Я думал, вы имеете в виду другое, — с иронией ответил Сунь Ят-сен, — то, например, что в наших городах иностранцев больше, чем китайцев. В Шанхае все устроено по американскому и английскому образцу, даже названия улиц — Нанкин-роуд, авеню Жерар… В Хайларе все как у японцев, в Тяньцзине и Ханькоу — как у американцев, немцев и французов. Китайское отступило в глубь страны, куда еще не дотянулись руки западной цивилизации.
— Мы несем цивилизацию всему миру, — не желая замечать горькой иронии, торжественно произнес консул.
— На штыках? Я же предлагаю другое. — Сунь старался подавить внезапную вспышку острой неприязни к сидящему перед ним красивому, холеному человеку. — Окажите Китаю помощь на мирной основе. Без мира нет условий для экономического развития.
— Согласен. Но только тогда, когда в Китае не будет внутренних неурядиц.
— Свои дела в области политики мы решим сами. — Сунь понял, что продолжать разговор бесполезно. Он поднялся с места.
— Надеюсь, мы еще вернемся к этой теме через некоторое время, — любезно произнес консул, вставая, чтобы проводить гостя.
В машине Цин-лин выжидающе посмотрела на мужа.
— Тебе хочется знать, чем закончилась моя беседа с консулом? Штаты хотят, чтобы мы обратились за помощью только к ним. Старая песня! Но в одном он прав — сначала нам надо навести порядок у себя дома.
«Я так и думала», — хотела сказать Цин-лин, но промолчала. Сунь оценил ее великодушие и благодарно сжал ей руку.
Старый «бьюик» медленно полз по раскаленной набережной. Горожане изнемогали от жары. Обессиленные, они сидели на скамейках или лежали прямо на тротуаре. У каменных парапетов Хуанпу толпились кули — блестели на солнце голые, мокрые спины. На углу набережной Бампо и Нанкин-роуд машина остановилась, пропуская шествие — десятков шесть-семь рабочих в синих блузах несли красные флаги и громко пели, выкидывая вверх крепко сжатые кулаки. На сампанях, стоявших плотными рядами, подхватили революционную песню.
— Что это, Вэнь?
— Это рабочие- текстильщики, они организовали демонстрацию, — ответил шофер.
— Ведь сегодня же Первое мая, — пояснил Сунь, — день интернациональной солидарности людей труда. Первая демонстрация в Китае!
Но уйти от политики и заняться экономической реконструкцией Китая Сунь не смог: жизнь показывала, что экономика и политика неразрывно связаны. Правительственный переворот на Севере и отказ Южного Китая признать новое правительство заставили Сунь Ят-сена вернуться в Гуандун. Седьмого апреля 1921 года его избрали президентом Китайской республики.
Глава третья
ПРЕДАТЕЛЬСТВО
Так почему же, провозгласив Республику, мы по-прежнему терпим поражения? Объясняется это тем, что члены Гоминьдана не борются за идеи своей единственно революционной в стране партии. И если они хотят добиться подлинной победы революции, то они должны включиться в борьбу.
Генерал Чэнь Цзюн-мин, военный министр Южного правительства, закончил бои за правый берег Жемчужной.
На большом приеме в Гуанчжоу в честь возвращения его армии генерал произнес короткую, но вдохновенную речь: «Считаю, что Гоминьдан имеет теперь прочную базу — моя армия к его услугам. Я рад и горд, что мне и моей армии выпала такая великая честь — взять под свою защиту нашу замечательную революцию».
Генералу аплодировали долго и с чувством: поддержка революции целой армией в известной степени стабилизировала положение кантонского правительства.
В тот же вечер дома Сунь серьезно поспорил с Цин-лин.
— Генерал Чэнь? Личность в высшей степени сомнительная, — утверждала Цин-лин. — В городе ходят упорные слухи о том, что у Чэня тесные связи с англичанами. А этот бравурный стиль, а манера смотреть на собеседника в упор, отчего сразу становится не по себе! Этот поток неприкрытой лести, безудержное бахвальство.
Сунь отбивался как мог от атаковавшей его Цин-лин. Ведь в их положении даже такой генерал — находка. Сейчас не время выяснять отношения с Чэнем. Что ни день, то новые вести с Севера, и одна тревожнее другой. Вывший глава реформаторов Кан Ю-вэй шлет послание за посланием в Запретный город маньчжурскому императору Пу И, убеждает императора, что почти все китайские провинции только и ждут сигнала для выступления в защиту династии. Кан уверен, что император вернется к власти, и довольно скоро. Японские газеты откровенно обсуждают это.