Наконец отряды Чэнь Цзюн-мина отступили в глубь города. Разведка, высланная на берег, донесла, что город кажется мертвым. На улицах баррикады из дров и растащенных заборов, над китайскими магазинами развеваются иностранные флаги — английские, французские, американские. Каждый флаг — своего рода охранная грамота. Но счета в банке у многих купцов чувствительно поуменьшились — иностранный протекторат стоит дорого. Чэневцы разбойничают в бесчисленных мелких лавчонках старого города. Некоторые дома обвиты проволокой, на воротах — дощечки с черепом и скрещенными костями. Но для бандитов это не преграда — им-то известно, что в электросети тока нет — рабочие электростанции объявили забастовку в знак солидарности с кантонским правительством.
Секретарь Суня разузнал о подробностях переворота. Оказалось, что мятеж инспирировали У Пэй-фу и английские империалисты из Гонконга. Они истерично требовали от Чэнь Цзюн-мина «влепить президенту порцию горячего свинца». «Ну, это мы еще посмотрим», — Сунь сжал кулаки.
Прошла неделя. Однажды на корабль пробралась Хэ Сян-нин, жена Ляо Чжун-кая. Увидев Суня первый раз, она ахнула — таким изнуренным показалось ей его обветренное лицо.
Сунь повел, гостью под полотняный тент.
— Ну, обасан[27], рассказывай, с чем пришла.
Взяв в свои руки ее узкую сухую ладонь, он нахмурился, чувствуя в Хэ Сян-нин какую-то напряженность. «Наверное, плохие вести. Что-то случилось с Цин-лин?» Он не знал о ней ничего с той минуты, как они расстались. Сунь испытующе глядел на Хэ Сян-нин. Не выдержав его взгляда, она отвернулась. Заплакала, не вытирая слез, а он, терпеливо ожидая, только ласково гладил ее по плечу.
— Цин-лин в безопасности, сяньшэн, я разыскала ее: она укрылась в Линьнаньском университете у знакомого преподавателя. Она беспокоится и думает только о вас!
— Передай ей, чтобы она берегла себя, ей никак нельзя показываться в городе и пусть при первой же возможности едет в Шанхай. А со мной — все в порядке. Так и скажи.
— Будьте спокойны, сяньшэн, она никуда не выходит, а покинуть город незаметно почти невозможно. — Хэ Сян-нин снова всхлипнула. Будь Цин-лин здорова, разве она не пробралась бы к мужу на корабль? Хэ Сян-нин хорошо ее знает! Но в ту ночь, когда Цин-лин рассталась с мужем, у нее случился выкидыш. Значит, ребенка, которого они так ждали, не будет. Но Хэ Сян-нин скорее дала бы убить себя, чем сообщить Суню в такую минуту эту печальную новость,
— Что же ты опять плачешь, обасан? — Сунь заглянул ей в лицо. — Есть ли известия от мужа? Удалось тебе с ним связаться?
— Мой муж попался в ловушку. — Молодая женщина горько усмехнулась. — Чэнь Цзюн-мин заманил его в Шилун, и теперь он сидит в тюрьме при Шилунском арсенале, а генерал не перестает бахвалиться, что посадил на цепь правую руку Сунь Ят-сена.
— Каков мерзавец! Помнится, он при мне расхваливал Ляо Чжун-кая за преданность революции. А сегодня бросает его в застенок!
Сунь опустился на скамью, вытирая взмокший лоб. Черт побери! Положение настолько безвыходно, что как ни старайся, а трудно придумать, чем помочь Ляо Чшун-каю. Маленькая хрупкая женщина, сидевшая перед ним, смотрела на него с надеждой.
— Расскажи-ка мне все, что ты знаешь об аресте Ляо, — попросил он.
Но подробности Хэ Сян-нин еще не знала сама. Ясно было лишь одно: Чэнь идет на все, чтобы закрепить свою власть в Гуанчжоу, а для этого убирает с дороги тех, кто может ему помешать. И еще он пытается всех убедить в том, что он, дескать, не против правительства, а против Сунь Ят-сена. Надо заменить одну личность другой, принципы же революции незыблемы. Кантонцам он обещает стабилизацию положения в городе, регулярное снабжение продуктами и многое другое. И на эту наживку уже клюнуло немало обывателей. Рассказывая все это, Хэ Сян-нин заметно оживилась, но едва она заговорила о муже, как лицо ее снова потемнело.
— Не надо предаваться отчаянию, — мягко сказал Сунь. — Я сейчас напишу записку одному из приближенных генерала, он человек порядочный, может быть, посодействует нам. Да, вот еще, — Сунь обратился к проходившему мимо матросу. — Пригласите ко мне офицера Чан Кай-ши! Госпожа Ляо получит его в провожатые.
— Чан Кай-ши! Ни в коем случае, сяньшэн! Чан некогда служил у Чэня, его легко опознают и тогда нам обоим не сдобровать. Со мной ничего не случится, у меня есть пропуск: удалось купить через одного купца.
27
Обасан (япон.) — бабушка. Японское обращение к старой служанке. Так Сунь Ят-сен по-дружески обычно называл Хэ Сян-нин.