Но рассказывать обо всем этом не было времени. Опустившись перед мужем на колени и обтирая ему лицо косынкой, Хэ Сян-нин спешила рассказать о событиях в городе, о резне и пожарах.
— Я узнал о заговоре слишком поздно, когда войска уже получили приказ идти на Гуанчжоу, и не успел предупредить Сунь Ят-сена, — шепнул он ей в свой черед. — Меня взяли тут же, едва я прибыл в порт. Ты видишь, как тут содержат пленных. Нет ни малейшей возможности общаться с внешним миром.
— Свидание окончено! — раздалось за дверью. Хэ Сян-нин поднялась со скользкого пола, суетливо стала совать мужу чистое белье и еду из сумки, затем молча обняла, поцеловала его. «Мужайся, мой Чжун-кай», — почти беззвучно прошептали ее губы. Он понял и крепко, до боли стиснул ей руку.
Возвращаясь домой, она увидела в неглубоком рву около дороги, ведущей к пристани, трупы зарубленных солдат, едва присыпанные песком. «Они осмелились осуждать действия генерала», — небрежно пояснил провожавший ее офицер. Рядом с казненными валялись опрокинутая тачка и саперная лопатка. «Сам господин генерал принимал участие в уборке трупов, взял лопату и трудился со всеми», — горделиво рассказывал словоохотливый офицер. Внезапно Хэ Сян-нин ощутила неодолимый приступ тошноты. Вернувшись домой, она всю ночь провела без сна, корчась от режущей боли в желудке. В госпитале знакомый врач коротко сказал: «Дизентерия» — и уложил на несколько дней в постель. Едва поднявшись на ноги, Хэ Сян-нин поспешила в Шилун. Но дальше порога камеры ее не пустили. Она беспомощно протянула руки к мужу.
— Прощай, дорогая! Вырасти детей, будь мужественной. Мой горячий привет Сунь Ят-сену. Не оставляй его, Хэ Сян-нин! — крикнул Ляо Чжун-кай.
Эти слова привели ее в трепет. Обеими руками ока ухватилась за перекрещенные штыки.
— Пустите меня! Пустите или убейте!
Словно невзначай штыки разошлись, и в этот проход ринулся Ляо. Цепь с него сняли, но кандалы не давали свободно двигаться, он едва не упал от резкого движения. На мгновение припал головой к плечу жены, сунул ей в руку скомканный клочок бумаги.
— Назад! Назад! — закричал охранник, заталкивая Ляо в камеру. Тяжело дыша, Хэ Сян-нин не спускала с мужа глаз. Их разделяли какие-нибудь полшага.
— Свидание окончено! — крикнул из другого конца коридора начальник караула.
Дома Хэ Сян-нин осторожно расправила листок, который ей сунул Ляо. Там оказались стихи, обращенные к ней и детям:
«Дочь, не горюй, и, сын, не плачь! Отец уходит — ждет его палач. Не надо, дети, не скорбите. Пожалуйста, себя поберегите! И я исчезну с легкою душой. Учитесь хорошо, о сын и дочь, и я, веселый, зашагаю в ночь…»
Хэ Сян-нин, не в силах больше сдерживаться, повалилась на крышку большой дорожной корзины, которую она достала, чтобы сложить в нее вещи.
Ночью в дверь ее квартиры неожиданно постучали. Она зажгла керосиновую лампу и пошла открывать. На пороге стоял знакомый офицер. Теперь он служил у Чэнь Цзюн-мина. Она провела его в гостиную, молча ждала, что ей скажет этот чуточку надменный, но всегда обходительный человек. Он опустился было на предложенный стул, но, спохватившись, протянул Хэ Сян-нин сверток. Она покачала головой, отказываясь его принять. Тогда офицер выложил на стол два пакета с мукой, немного мелких красных бобов и с десяток недозрелых плодов хурмы.
— Это для вас, уважаемая госпожа Ляо. Всем нам приходится нелегко, а вам особенно.
— Лучше скажите, что привело вас ко мне в столь неурочный час?
— Хорошо, — с готовностью согласился он. — Видите ли, госпожа, нам стало известно, что вы бывали на канонерке у Сунь Ят-сена. От имени генерала Чэнь Цзюн-мина я предлагаю вам отправиться к нему в сопровождении наших людей.
— Зачем? — тихо произнесла она.
— Ну, хотя бы для того, чтобы попросить его не открывать огня завтра вечером.
— Что еще задумал ваш Чэнь?
— Об этом я осведомлен не больше вашего. Я только исполняю поручение.
— Нет, — сказала она, твердо сжав губы, — нет, ни за что.
— Но, госпожа, генерал Чэнь Цзюн-мин обещает за это освободить вашего мужа. Уверен, что господин Сунь Ят-сен охотно пойдет на такую маленькую уступку ради спасения своего друга.
«Ловушка, — подумала она. — Они хотят учинить расправу и над Сунь Ят-сеном!»
— Нет, — повторила она, — я вам не верю.