Кан Кикути
Отец вернулся
КЭНЪИТИРО КУРОДА – 28 лет.
СИНДЗИРО – его брат, 23 года.
О-ТАНЭ – его сестра, 20 лет.
О-ТАКА – их мать, 51 год.
СОТАРО – их отец.
Действие происходит в маленьком городе на морском побережье в южной части Японии в начале XX века.
Скромное жилище среднего достатка. Комод с будильником. Перед комодом – большая жаровня; из чайника идет пар. Низенький обеденный стол. Кэнъитиро в кимоно, устроившись поудобнее, читает газету – очевидно, он только что вернулся со службы. О-Така шьет. Около семи вечера. На улице темно, начало октября.
Кэнъитиро. Мама, где Танэ?
Мать. Работу готовую понесла.
Кэнъитиро. Опять? Хватит ей уже шить на людей.
Мать. Так-то оно так, но перед свадьбой лучше иметь хоть одним кимоно больше.
Кэнъитиро (переворачивает страницу). Ну а как обстоит дело со сватовством?
Мать. Похоже, О-Танэ жених не больно нравится. А с его стороны все торопят, хотят поскорее свадьбу сыграть. Кэнъитиро. Ведь это хорошая партия – люди они не бедные. Мать. Какой толк от денег, если их не беречь. Когда я вышла замуж, у нас были и облигации, и земля, и денег тысяч двадцать-тридцать. Да отец все прокутил – так прямо на глазах и растаяло.
Кэнъитиро молчит, охваченный неприятными воспоминаниями.
Сама-то я горя вдоволь хлебнула. Не надо О-Танэ богатства, лишь бы человек был хороший – вот о чем я мечтаю. Если у мужа нрав добрый, так и в бедности без горя можно прожить.
Кэнъитиро. Но когда и человек хороший и денежки есть, тогда еще лучше.
Мать. Об этом можно только мечтать. Что и говорить, наша О-Танэ красавица, да денег у нас нет. Хоть и скопили в последнее время немножко, а триста или пятьсот иен вынь да положь.
Кэнъитиро. О-Танэ из-за отца с детства вдоволь натерпелась… Уж на приданое мы ей собрать должны. Наберем тысячу – половину ей.
Мать. Пусть не половину, а триста хорошо бы. Потом и ты женишься, вот тогда я успокоюсь. Мне с мужем не повезло, так пусть у детей счастье будет. Когда отец нас бросил, не знала, что и делать…
Кэнъитиро (переводя разговор на другую тему). Что-то Син запаздывает.
Мать. Дежурит он, вот и задержался. Говорит, что с этого месяца ему опять жалованье прибавят.
Кэнъитиро. Да ну! Будет и дальше учиться, в люди сможет выйти.
Мать. Ищу тебе невесту, а подходящей нету. У Сонода девушка хороша, да неровня мы им, согласятся ли?
Кэнъитиро. Можно подождать еще годика два-три.
Мать. После того как О-Танэ уедет к мужу, обязательно невестка нужна. Когда отец ушел, я не знала, что и делать с тремя детьми на руках…
Кэнъитиро. Ну хватит о прошлом вспоминать.
Открывается дверь, входит Синдзиро, школьный учитель, красивый молодой человек.
Синдзиро. Вот и я.
Мать. А, наконец-то!
Кэнъитиро. Что-то ты поздно сегодня.
Синдзиро. Столько работ нужно было проверить, что просто смерть. Ох, устал!
Мать. А мы собрались ужинать, тебя ждем.
Синдзиро. Мама, где Танэ?
Мать. Понесла готовую работу.
Синдзиро (переодевшись, садится поудобнее). Кэнъитиро! Сегодня мне странную вещь рассказали. Сугита, директор школы, сказал, что встретил в городе человека, очень похожего на нашего отца.
Мать и Кэнъитиро (вместе). Что ты говоришь?!
Синдзиро. Сугита-сан шел по улице, знаешь, там, где гостиница, и вдруг видит: впереди идет старик, лет этак шестидесяти. Смотрит, что-то лицо знакомое. Очень, говорит, похож на вашего отца. Ну вылитый Сотаро-сан! У него ведь на правой щеке родинка. Если увижу родинку, говорит, то окликну… Только подошел поближе, как тот свернул в переулок у храма…
Мать. А ведь Сугита-сан с отцом дружил, вместе в фехтовальную школу ходили, так что не мог он обознаться. Но все же двадцать лет прошло…
Синдзиро. Вот и Сугита-сан то же самое говорит. Как бы там ни было, а двадцать лет не видались, так что полной уверенности у него нет. Но все же и обознаться, говорит, я не мог – с детства друг друга знали.
Кэнъитиро (встревоженно). Значит, Сугита-сан не беседовал с ним?
Синдзиро. Он решил – если увижу родинку, так окликну…
Мать. Нет, наверно, Сугита-сан ошибся. Вернуться в город и не прийти в родной дом – это немыслимо!
Кэнъитиро. Наверно, отец не смеет переступить порог…
Мать. Я думала, что его уже нет в живых. Двадцать лет прошло, как он ушел.
Синдзиро. Его ведь как-то встретили в Окаяме…
Мать. Так с тех пор тоже уже десять лет миновало. Тюта Кубо, когда ездил в Окаяму, рассказывал, что отец вроде бы устраивал там представления с дрессированными зверями – львами и тиграми. Отец пригласил Тюта-сан в харчевню, угощал и про дом расспрашивал. Тюта-сан говорил, что тогда у отца вид был очень солидный: золотые часы за поясом, весь в шелку. С тех пор о нем ни слуху ни духу. Это было на следующий год после войны,[1] так что уж лет двенадцать-тринадцать тому назад.
Синдзиро. Должно быть, сильно он изменился.
Мать. Отец с молодых лет любил всякие темные делишки. И долги-то у него образовались не только потому, что кутил. Затеял торговлю, продавал в Китай «элексир молодости», вот и прогорел.
Кэнъитиро (с хмурым видом). Давайте ужинать, мама.
Мать. Ой, сейчас, сейчас. Заболталась я. (Уходит на кухню. Слышен только ее голос.) Сугита-сан, видно, обознался как-нибудь. Был бы отец жив, так уж в его-то годы обязательно хотя бы открытку прислал.
Кэнъитиро (серьезно). Когда Сугита-сан встретил этого человека?
Синдзиро. Вчера вечером, около девяти.
Кэнъитиро. Как он был одет?
Синдзиро. Не очень-то хорошо. Даже без хаори.
Кэнъитиро. Вот как!
Синдзиро. Ты помнишь отца?
Кэнъитиро. Нет.
Синдзиро. Не может быть. Тебе же было восемь лет! Я и то смутно помню.
Кэнъитиро. А я нет. Постарался забыть.
Синдзиро. А Сугита-сан об отце часто рассказывает. Говорит, что в молодости он был очень славным.
Мать (внося ужин из кухни). Когда отец служил у его светлости, тамошняя служанка подарила ему палочки для еды, а в коробочке любовная записка была спрятана.
Синдзиро. А палочки для еды при чем здесь? (Смеется.) Мать. Он родился в год быка, значит, в этом году ему уже пятьдесят восемь стукнуло. Сидел бы дома, на покое.
Все принимаются за еду.
Пора бы уже и Танэ вернуться. Вон как похолодало.
Синдзиро. Знаешь, мама, а сегодня на вязе, что растет возле храма, сорокопут пел. Осень уже… Кэнъитиро, я все-таки решил сдавать экзамен по английскому. По математике нет хорошего преподавателя.
Кэнъитиро. Ну-ну, давай. Что же, к Эриксону будешь ходить?
Синдзиро. Да, думаю. Миссионеры же обучают бесплатно.[2]
Кэнъитиро. Ну-ну. Что ни говори, а нужно учиться изо всех сил. Нужно доказать, что ты можешь выйти в люди и без отцовской поддержки. Я вот тоже хотел стать дипломатом или судьей, да теперь без среднего образования в университет не берут. Ничего не поделаешь. А ты закончил школу, значит, старайся изо всех сил.
В это время открывается дверь. Входит О-Танэ. Это очень хорошенькая белолицая девушка.
О-Танэ. А вот и я.
Мать. Как ты поздно.
О-Танэ. Еще один заказ получила. Видно, понравилось.
Мать. Ну-ка, садись ужинать.
О-Танэ (взволнованно,). Кэнъитиро, я сейчас шла, а напротив дома старик стоит. И все на наши двери смотрит.
Мать и братья тревожно переглядываются.
Кэнъитиро. Так!
Синдзиро. Какой он из себя?
О-Танэ. Темно было, не разобрала. Высокий…
Синдзиро встает и выглядывает в окно.
Кэнъитиро. Есть там кто-нибудь?
Синдзиро. Никого.
Братья и сестра молчат.
2
После буржуазной революции 1868 г. множество миссионеров – католиков, лютеран, представителей англиканской и православной церкви – занималось в Японии пропагандой христианской религии. В данном случае, судя по фамилии, речь идет, очевидно, об англичанине или американце. Стремясь популяризировать христианство, они давали бесплатно уроки английского, немецкого, а также русского языков.