Идеалом второй половины двадцатого века И.Ефремов, выражая общую точку зрения, считал высокую самоотдачу не только условием изобилия общественных благ, но и залогом общего счастья. Позволим себе небольшое отступление и приведем выдержку из статьи писателя-ученого. «Человек, как организм, биологическая машина приспособлен к тому, чтобы время от времени переносить громадные напряжения сил. На это рассчитана и психика, и потому такие мгновения приносят ни с чем не сравнимую радость. Они неизбежно редки, не могут быть долгими… Помните прекрасный рассказ Г.Уэллса „Зеленая дверь” — туда нельзя заглядывать часто потому, можно не вернуться» тем не менее, « высшее счастье человека всегда на краю сил»[86] и в особенности — в упоении труда, «по четырнадцать часов в сутки» (полушутя замечает И.Ефремов), — разумеется, это может быть только свободный и добровольный труд, творческое самоутверждение.
Отождествляя социализм с «анархическим союзом свободных людей»,[87] А.Куприн, — писал в «Правде» М.Ольминский, — «не смог стать выше пошлостей, которые твердит заурядный буржуй.»[88]. На то были свои причины. Псевдосоциалистические мифы распространялись через буржуазные утопии вроде романа Э.Беллами «Взгляд назад» (в русском издании «Через сто лет»). «Широкой публике, которой не совсем доступны экономические выкладки, — пояснил Е.Аничков — источник интереса к подобным сочинениям, — представлялась возможность составить себе представление об этом заветном коллективистическом обществе, где не будет уже роковой борьбы между трудом и капиталом. Мудрено ли поэтому, что роман Э.Беллами продавался десятками тысяч экземпляров и приковывал к себе интерес не только одной передовой части общества» Десятки тысяч — это несколько меньше потока книжонок о похождениях Ната Пинкертона, но зато роман Э.Беллами дезориентировал мыслящего читателя; и это куда больше, например, дореволюционного тиража коммунистической утопии А.Богданова «Красная звезда», сочувственно принятой социал-демократической печатью…
Сегодня научная фантастика — и технологическая, и особенно социальная — как никогда нуждаются в целостном анализе столкновения тенденций, а стало быть, и в определенном жанровом синтезе. Подобный синтез означал бы прогресс критического реализма в научной фантастике, приближая ее к полноте охвата действительности в обычном социальном романе. Очевидно, что прогностическая функция по своей универсальности — важнейшая для научной фантастики, — от ее языка и стиля до психологизма и типологии жанров.
Таким образом, научная фантастика осуществляет один из важнейших принципов действительности, не говоря о том, как трудно представить действительную реалистическую картину жизни XX века, в которой технологическая сфера была бы обязательной или побочной.
Глава от утопии,
или Отступление в прошлое и будущее
Советский Союз распался. В обществе, в своё время продекларировавшем построение коммунизма, происходит — хотим мы того или нет — переоценка ценностей и переориентация целей. Помним ли мы, что наше прежнее целеполагание дало трещину, ещё когда КПСС была в полной силе? Обещание построения коммунизма дало трещину, когда — если принимать всерьёз важнейшие партдокументы — в 1980-м так и прошло незамеченным достижение первой ступени коммунистического строя. Партия, которая «торжественно провозглашала», попросту промолчала эту пикантную дату. Не извинившись. Сама, видимо, привыкнув к своей застенчивости.
Какую же цену нынче могут иметь романы о будущем мире? Историографическую? Стоит ли о них говорить только по этому поводу?
Жизнь трёх поколений прошла под знаком коммунистической идеи, а это не только и даже не столько литература, хотя и с чисто литературной точки зрения советская утопия остаётся как жанр и целая библиотека книг, — иные из них, несомненно, ещё долго будут читаться с интересом. Однако повторяю, дело не только в литературе: есть проблема гораздо более значимая, уходящая в самые недра обществознания.
Если ошибкой обернулось строительство коммунизма, стало быть, ошибкой были и романы-утопии? Ни в коем случае! Литературная утопия всегда была зеркалом общества и человека ничуть не меньше всех остальных видов литературы, и тем больше, чем трагичнее оказывалось данное состояние мира. Социально-фантастический роман о коммунизме (так правильнее называть советский утопический роман) тем и интересен сегодня, что он — часть нашей духовной истории при советской власти. Отдать его на поток забвения суть то же самое, что вычеркнуть минувшие три четверти века из нашей памяти.
Сегодня советская социальная фантастика по-прежнему заслуживает самого пристального внимания. Значимость её теперь, пожалуй, гораздо выше, чем в прошлые времена, когда партидеологи стали побаиваться социальной фантастики, почуяв, как жизнь всё больше расходится с идеалом партии. Да, за коммунистической утопией по-прежнему сохраняется функция носителя общественного идеала. Разве картины лучшего мира, которого мы бы пожелали для своих детей, утратили нынче смысл только потому, что рухнула зловредная (чуть было не сказал: утопическая) попытка осуществить рай на грешной земле? Разве те общественные цели, то государство могут скомпрометировать идеал, который возник ещё за сотни, за тысячи лет до Октября 1917 года?
Утопия с незапамятных времён согревала и облагораживала людей, будила умы; и в этой функции советская социальная фантастика — её прямая наследница (именно ей, а не того идеологического режима, который разошёлся не только с законами жизни, но и с постулатами официально провозглашённого научного коммунизма, извращая марксизм до неузнаваемости, который вместо того, чтобы принести благосостояние, мир и безопасность, залил 1/6 часть света кровью и страхом).
В советской социальной фантастике, конечно, были и просто тупые услужливые подделки, но ведь никуда не денешь книги А.Богданова, А. Платонова, И.Ефремова, А. и Б.Стругацких, которые в одно и то же время наряду с картинами будущего рисовали трагические предостережения. Утопии и антиутопии создавались не только, безусловно, честными художниками, но и провидцами минных полей перёд райскими кущами. И далее: разве нынешнее рыночное общество на развалинах советской империи уже не нуждается ни в каких идеалах, кроме Её Величества Частной Собственности?
И это — тоже одна из причин, по которой невозможно ни замолчать, ни затоптать традицию, которую в муках слагала советская литература на протяжении трёх четвертей века. А через эту эпоху, через всё наше крушение «строительства нового мира» взывают к нам века мирового утопического романа. Мечта о будущем видоизменится, но потребность мечтать — извечное свойство человека, она сохраняется даже в наш век трансформации самой мечты, когда идеал граничит с предостережением против псевдо- и антиидеала.
В истории советского романа о будущем коммунизме сегодня открывается координата, напрямую указывающая причины крушения партии коммунистов. Партия — разумеется, её верхушка, а не 20 миллионов рядовых — задавила народовластие и подавила народомыслие о путях к лучшей жизни. В нашем ожидании обещанной нам светлой жизни сама верхушка торопилась заглотнуть «по потребности». Я не знаю, какую часть пирога кушали наши вожди, хотя посчитать бы стоило. Скажем, 100 (!) миллионов (или больше?) на один только дворец в Форосе для одного только Президента, он же генсек (правящей!) партии, а дворцов этих уже во время перестройки было построено несколько в разных концах Союза. И при этом партию (того же генсека) заставили поделиться своими миллиардами с детьми Чернобыля чуть ли не силком… Можно закрыть глаза на неэффективность социализма, хотя это было бы глупо: кто как не социалисты всех конфессий не уставали призывать социальную революцию на расточительный капитализм! Но и менее производительная советская экономика могла — и должна была бы — быть более справедливой. Разве не установление справедливости — главная цель и лейтмотив идейной борьбы против эксплуататоров?