Наш ответ был: «С чувством искренней благодарности приемлем позволение жить в вашем доме; но что касается до припасов, мы станем их покупать у ваших соседей». Сии последние слова решили все дело. Благодетели человечества обещались оставить реестр ценам и, прощаясь с нами, вторично просили в тот же день занять их дом.
По приезде нашем к товарищам в деревню, отстоящую от Якутино меньше двух верст, нашли мы добрый обед по милости наших благодетелей. Мы не успели отобедать, как явился управитель, извещая нас, что его господа уже уехали и он прислан просить нас, чтоб мы сего же дня переехали в дом, куда ему самому велено проводить нас.
По прибытии в дом хотели мы занять половину оного, которая была простее меблирована и довольно велика для помещения всех нас; но управитель стал убедительно просить нас, чтоб мы заняли все комнаты и не подвергали его гневу господ: «Они-де, батюшки, подумают, что я как-нибудь огорчил вас приемом». Наконец сильными и неоспоримыми доводами принудил он нас согласиться.
Расхаживая по комнатам, чистым и хорошо убранным, находим в одной раскрытое фортепиано, а на нем — развернутые ноты с надписью: «Утешение несчастных, для Марфы Львовны Гедеоновой». Сия десятилетняя девочка, родная племянница моя, воспитываемая моей женою, училась петь и играть на сем инструменте. Благодетели наши никогда ее не видали, но из разговоров со мною узнали о ней и сделали нам сию приятную нечаянность! Истинные друзья человечества изыскивают все средства облегчить судьбу страждущих!
Мы потребовали у управителя ведомости о ценах припасов. Он отвечал: «Я имею приказание от господ моих отпускать вам все, чего вы потребуете, и записывать; у меня никакой ведомости нет, а баре сами будут иметь удовольствие расчесться с вами». — «Так мы принуждаемся, друг, — сказали мы, — посылать к соседям за нужным для нас запасом и за фуражом для лошадей». Сии магические слова подействовали равно и на управителя. Он вынул бумагу и сказал: «Вот ведомость о ценах, но мне не иначе велено отдать вам ее, как разве вы вздумаете по соседству покупать для вас нужное, с таким притом приказанием, чтоб денег от вас не требовать, а буде вы вздумаете заплатить за забранное вами, то принять их не прежде вашего отъезда». Кончив сии слова, отдал он нам реестр. Какие ж цены мы в нем нашли? Сена пуд по 25 копеек, овса четверть по 3 рубля; цены говядины, птиц, масла и разного рода хлеба были вполовину и еще ниже существовавших тогда по Тверской губернии.
Во всем благочестивом доме не было ни души, которая не старалась бы нам превежливым образом услуживать, и мы жили в Якутино с удовольствием до времени оставления Москвы злодеем; после чего, расплатясь с добрым управителем, уехали мы из дому друзей человечества.
Сам я чувствую: хоть я и правду писал, но перо мое весьма плохо, и потому покорнейше прошу господ издателей «Сына Отечества» то же сказать, да получше, чтоб мне не краснеть за правду, а сие нередко случается, особливо с теми, которые берутся не за свое дело. Я не чувствую в себе охоты и способности быть автором, а только долгом считаю довести до сведения любезных соотчичей похвальные поступки моих благодетелей и потому прошу простить мне и помочь, нарядя мою правду в стоящее платье[17].
Отставной майор Михаил Дм. Потемкин.
Сын Отечества. 1813. Ч. 9. № 39. 25 сентября. С. 14–21.
М. М. Ельчанинов
Рассказ, взятый из дневных записок покойного
генерал-майора М. М. Ельчанинова, о событиях 1812 года
Проведя в службе государю и Отечеству более 30 лет и выйдя в отставку по расстроенному здоровью, я поселился доживать остальные дни жизни в красненском моем имении, в сельце Внуково, в 60 верстах от Смоленска, на границе Могилевской губернии.
Живущему в деревне несколько лет совершенно спокойно, мне отнюдь не приходило на мысль, что Наполеон Бонапарт придет в Россию, выгонит меня из дома и вынудит искать спасения от разноплеменных полчищ.
До половины 1812 года, по-видимому, ничто еще не нарушало покой мирных жителей Смоленской губернии; и только в начале июля слухи о переходе неприятеля через реку Неман возбудили толки и опасение в народе: за всем тем смоляне все еще надеялись, что русское победоносное воинство отразит наступающего врага и не впустит его в наши пределы. Но в половине июля явно начались беспокойства и в Смоленске. 18 июля, по приглашению губернского предводителя дворянства <С. И. Лесли>, отправился я в Смоленск в губернское собрание, для выбора штаб- и обер-офицеров в народное ополчение и для совещания о способах продовольствия войск фуражом и провиантом. Смоленск в то время, в прямом смысле, кипел разнообразною лихорадочной деятельностью. Здесь каждый из дворян жертвовал, по своим средствам, чем кто мог: богатый сыпал щедрою рукою золото, бедный отдавал последнюю лепту[18]; помещики от 15- до 50-летнего возраста, без призыва правительства, становились в ряды проходивших чрез Смоленск полков и впоследствии участвовали в сражениях, не только не исполнив формальностей, требуемых при определении на службу, но и не успев даже обмундироваться. Да и все смоляне всякого звания и состояния ввиду грозящей опасности наперерыв один перед другим добивались чести доказать преданность свою государю и Отечеству, не щадя ни жизни, ни состояния. Осиротевшие семейства горожан спешили выехать из Смоленска по Рославльской дороге, удаляясь от неприятеля во внутренние губернии; а на другом конце города от Молоховских ворот тянулись в телегах раненые французы, и сопровождавшие их казаки тогда же продавали лошадей, оружие и другие вещи, отнятые ими у неприятеля или подобранные на поле сражения после убитых.
Возвратясь домой, я немедленно отправил в Смоленск для армии сухари, крупу и сено; а 22 июля послал в Красный сдать ратников; но на другой день они возвратились назад, потому что принять их было некому; чиновники уже выехали из города. Такое известие было весьма неутешительно и не предвещало ничего хорошего; но я все еще не решался оставить дом мой, имея в виду быть чем-нибудь полезным нашим воинам, собранным около Смоленска и Красного; притом же мне было известно, что на границе Белоруссии сформирована аванпостная стража из местных жителей, под командою опытных отставных офицеров, для задержания подозрительных людей и мародеров; хотя, как впоследствии оказалось, эти импровизированные аванпосты, к сожалению, не могли выполнить своего назначения при той бурной стремительности, с которою армия Наполеона двинулась к сердцу России.
2 августа отправил я человека в Красный отдать письмо на почту; поздно вечером возвратился мой посланный ни с чем, говоря, что не только почтовой конторы в городе нет, но и остававшиеся в нем жители все повыехали, потому что французы приближаются к Красному от местечка Ладов. На рассвете 3-го числа сосед мой Плескачевский прислал мне нарочного сказать, что вчера он сам был свидетелем сражения, происходившего при Красном; в его глазах французы вытеснили русские войска из города и, заняв оный, потянулись к Смоленску.
Итак, решительная минута наступила. Колебаться было некогда; оставалось искать спасения вдали от мест, куда шел.
Отступление от границы 27 неприятель. Собравшись кое-как на скорую руку и помолясь Богу, при слезном прощании с домашней прислугою, в 6 часов утра оставил я свою мирную келью и пустился в путь с 7-летним сыном и с восемью дворовыми людьми, в коляске и двух повозках, на 14 лошадях, в томительной неизвестности о том, что ожидает нас впереди: позорный ли плен, смерть ли от меча вражия или чудесное избавление Божие?
Нашествие на Россию французов совершилось так быстро, что выбор пути спасения был уже невозможен; и мы вместо того, чтобы удаляться от неприятеля в противоположную от него сторону, то есть взять направление на местечко Монастырщину и перебраться за реку Сож, ехали почти параллельно с французскими войсками, не в дальнем от них расстоянии. Не сделав еще и пяти верст от дома, мы заметили, что крестьяне уже знают о сражении, бывшем при Красном. Ожидание неприятеля так поразило их, что на вопрос моего человека, отчего неисправен мост на дороге, бедный мужичок упал пред ним на колени и с трепетом отвечал: «Батюшка, помилуй! Это земля не наша!» Кажется, местные жители полагали, что наши экипажи принадлежат к неприятельскому обозу, тем более что мы ехали с той стороны, откуда надо было ожидать появления французов.
17
Издатели не переменили ничего в сем письме, боясь излишней обработкою и пустыми прикрасами испортить язык чувства:
—
18
Выражение «отдать последнюю лепту» имеет евангельское происхождение (Мк. 12, 42; Лк. 21, 2) и дословно означает «внести свои последние средства». —