Проехав сельцо Демидово, мы хотели послать в имение Пенского, узнать о дороге в сельцо Червонное, но тамошние жители сказали нам, что французы уже заняли господский дом и грабят кладовые. Вот, что называется, из огня да в пламя!
Наняв провожатого до реки Сож, поворачиваем назад и скачем. Увидев невдалеке оставленный казачий форпост, спешим догнать удалявшихся из оного донцов; поравнявшись с ними, спрашиваю их урядника: давно ли он узнал о близости неприятеля? «Только ночью, — отвечал он, — и потому решился оставить свой пост, хотя полковник и не приказал отлучаться без особого распоряжения; но нужда переменяет закон». — «Куда же ты теперь намерен отправиться?» — «В Смоленск, к своему полку». — «Нет, мой друг, туда ты прямо не попадешь, — и, пересказав ему о случившемся с нами, прибавил: — Уверяю тебя, что впереди к Смоленску все дороги заняты, и потому лучше, не вдаваясь в явную опасность, согласись пробираться вместе с нами на Ельнинскую дорогу, на которой, верно, еще нет неприятеля». Но казачий урядник, кажется, не поверил мне и, оставив нас, поскакал с казаками в Смоленск, а мы, переехав Киевскую дорогу, повернули на реку Сож. Но не прошло и четверти часа, как те же казаки догоняют нас, крича, чтобы мы не отставали от них. Отправясь по пути к Смоленску, они встретили на дороге крестьян ближнего селения, которые в беспорядке бежали, спасаясь от нашествия мародеров.
Новая опасность сильно встревожила нас, и мы, не жалея бедных лошадей, поскакали во весь дух за казаками. Переправясь чрез реку Сож по плохому мосту, мы проехали Кощино в виду грабящих то село мародеров. В Кощино казаки взяли провожатого верхом, а провожатых мы меняли в каждом селении; подымаемся на крутые горы, спускаемся по узенькой проселочной тропинке в глубокие овраги и топкие долины с тем, чтобы скорее добраться до Рославльской дороги.
Не доезжая до нее полуверсты, вдруг увидели мы густую пыль, застилавшую всю открывшуюся пред нами местность. Казачий урядник, подскакав к моей коляске, сказал мне, что если в виду нас идет неприятельское войско, то «вам скрыться уже некуда, да и самим нам отретироваться нет возможности»; затем он отправил казака узнать о причине напугавшей нас пыли, и посланный чрез несколько минут передал нам, что по дороге гонят стадо волов, которые назначены были для нашей армии в Смоленске и теперь возвращены обратно в Рославль.
Переведя дух при таком утешительном известии, мы благополучно доехали до села Сверчково, но остановиться там не было уже возможности. День был воскресный, и народ выходил из церкви, не достояв обедни. Жителям только что дали знать, что французы находятся от села в восьми верстах. Бросив Рославльскую дорогу, мы взяли левее и, выехав на Ельнинскую дорогу, достигли села Станьково, усадьбы господина <А. Д.> Лесли.
Здесь, после спокойного размышления о тревожном пути своем, яснее солнца поняли мы, что над нами видимо бодрствует покровительство Божие. Милующее нас благое Провидение послало нам в спутники казаков, без которых мы не успели бы так скоро проехать опасные места и, запутавшись по незнакомым проселочным дорогам, верно, попались бы в руки французов. Ангел Господень, ополчася, охранял нас от самого выезда из дому и вел, по-видимому, только опасным, а в собственном смысле, надежнейшим путем: его мановением мы скрыты были в лесу от глаз неприятеля; его запрещением соглядатаи и шпионы не поспели указать на нас врагам, и встретившиеся с нами вооруженные французские солдаты до нас не дотронулись. Лошади наши, запряженные в тяжелые экипажи, успели за казаками пробежать по опасным дорогам около 60 верст, нисколько не истощившись в своих силах; во всю дорогу не только ничего у нас не попортилось, но даже ни один винтик не выпал из наших экипажей: не чудесно ли все это? <…>
Помещика села Станьково застали мы дома. Александр Дмитриевич Лесли, хотя не коротко с нами знакомый, принял нас со всем радушием и дружелюбным участием к нашему положению. При общей беде люди знакомятся скоро и сближаются сердцами искренно; эгоизму нет там места, где при сочувствии к ближнему забываются личные интересы.
Видимое спокойствие доброго хозяина нас очень удивило; оказалось, что он ничего не знал о занятии неприятелем Рославльской дороги и не далее, как вчера, отправил в Смоленск людей с вещами, необходимыми для двух его братьев, вступивших в Смоленское ополчение. Перекинувшись с нами общими, в то время для всех русских, и в особенности смолян, занимавшими вопросами и ответами, добрый хозяин наш озаботился угостить нас обедом и накормить усталых лошадей наших и казачьих.
Вскоре после обеда явился один из посланных им в Смоленск и передал своему барину, что товарищи, вместе с ним отправленные в Смоленск, захвачены неприятелем со всем багажом; а сам он едва успел спастись от плена, скрывшись от них в кустах; и все это случилось в 18 верстах от Станьково.
Между тем по Ельнинской дороге беспрестанно шли и ехали смоленские жители, скакали казаки и тянулись обозы с разным имуществом, удаляясь за Рославль из мест, занятых неприятелем. Такие неутешительные новости не позволяли нам долее оставаться у гостеприимного хозяина, несмотря <на то>, что необходимым был более продолжительный для наших лошадей отдых.
Итак, мы простились с господином Лесли, оставив у него спутников наших — казаков, заслуживших искреннюю нашу благодарность и память о них. Повернули на Дорогобужскую дорогу, хватились бывшего с нами крестьянина, но он из Станьково не за благо рассудил далее следовать за нами и отправился домой; а как он был взят для подвоза овса, то с его бегством лошади мои лишились заслуженного корма.
Отъехав от Станьково 15 верст, мы остановились в одном селении, где после двухдневной тревоги в первый раз могли спокойно уснуть и подкрепить себя пищею. Смоленск отсюда по прямой линии находился в 40 верстах; и с той стороны во всю ночь слышна была пушечная пальба.
5 августа, без всякой уже торопливости и с покойным духом, продолжали мы наше путешествие на села Холм, господина Каховского, и Дубосище, господина Рыдванского; а 6 августа, в день Преображения Господня, приехали в Дорогобуж и были там у обедни. В этом городе встретил я многих моих знакомых, из числа которых красненский предводитель <дворянства> Корбутовский и Александр Васильевич Вонлярлярский с братом своим Петром Васильевичем согласились ехать вместе со мною на город Белый.
Дорогобуж, по огромному стечению в нем людей разного звания, представлялся мне волнующим морем. Все ждали чего-то чрезвычайного и имели озабоченный вид. При нас разнесся здесь утешительный слух, что к вечеру придет в Дорогобуж авангард князя Багратиона. Соседи мои, Плескачевский и Бугайский, участвовавшие со мною во всех опасностях, уехали по своему назначению; а я с новыми моими спутниками отправился из шумного города по Бельской дороге.
В пяти верстах от Дорогобужа, в одном селении, где были собраны ратники в числе 500 человек, мы должны были явиться к их начальнику и просить пропуска. Затем, на ночь, приехали мы к П. А. Цызыреву. Этот почтенный и образованный дворянин не успел выехать из своего дома, вскоре после нашего у него пребывания был захвачен врасплох мародерами, причем последние принуждали Цызырева кричать: «Виват, Наполеон!» Но когда Цызырев, не слушая их, громко вскликнул: «Да здравствует Александр Первый!» — то озлобленная толпа врагов, едва не убив, изуродовала его до такой степени, что и по выздоровлении знаки истязания остались у него на теле.
В селе Крюково бывшие на сенокосе крестьяне, пришедши на постоялый двор, где мы кормили <лошадей>, едва не подрались с моими людьми и грубым обращением с нами оказывали явную дерзость и своеволие, за что, впрочем, некоторые из них тогда же и были наказаны управителем. Заметно было, что со вступлением неприятеля в Смоленскую губернию чернь взволнована была предательскими внушениями и обещанием свободы, или вольницы, как тогда выражались. Эти же крестьяне села Крюково вскоре затем убили своего помещика господина Лыкошина с бывшим у него гостем.