В письме к сестре царь писал: «Я далёк от того, чтобы упасть духом под гнётом сыплющихся на меня ударов. Напротив, более чем когда-либо я полон решимости упорствовать в борьбе, и к этой цели направлены все мои заботы». Принцу Бернадоту он писал: «Однажды вынужденный начать эту войну, я твёрдо решил продолжать её годы, хотя бы мне пришлось драться на берегах Волги».
Армия решительно выступала за продолжение войны. Когда один из адъютантов царя в начале сентября выразил опасение, не пойдёт ли он на заключение сейчас мира с Наполеоном, Александр I воскликнул: «Я отращу себе бороду вот до сих пор и буду есть картофель с последним из моих крестьян в глубине Сибири скорее, чем подпишу стыд моего Отечества».
Тем больнее оказались для него упрёки великой княгини Екатерины Павловны: «Москва взята. Это необъяснимо, — писала сестра императора 3 сентября. — Не забывайте Вашего решения: никакого мира, и тогда у Вас ещё остаётся надежда восстановить Вашу честь». В письме, написанном три дня спустя, тон более резкий: «Взятие Москвы вызвало крайнее раздражение умов; недовольство достигло самой высокой степени, и Вашу особу далеко не щадят… Вас громко обвиняют в несчастий Вашей империи, в разорении — всеобщем и частных лиц, наконец, в потере чести страны и Вашей собственной чести».
В ответном письме Александр Павлович оправдывался и объяснял обстоятельства, оказавшиеся сильнее их воли, и свои действия: «Принеся в жертву пользе моё самолюбие, покинув армию, ибо утверждали, что там я приношу вред, что я освободил генералов от всякой ответственности, что я не внушаю никакого доверия войскам, что неудачи, вменяемые в вину мне, более неприятны, чем те, что вменяются в вину моим генералам, посудите сами, мой добрый друг, как больно после этого было мне слышать, что моя честь оказалась задета, когда я лишь сделал то, чего от меня хотели… Я далёк от того, чтобы впадать в отчаяние, несмотря на всю пропитывающую меня горечь, я твёрдо решил более чем когда-либо быть настойчивым в борьбе, и все мои помыслы стремятся к той цели».
Следует особо отметить, что Наполеон в ходе своей борьбы против России не только открыто действовал на поле боя. В обозах Великой армии были завезены специально отпечатанные в Париже фальшивые русские ассигнации. В Москве он отдал приказ найти бумаги по делу Пугачёва, возможно рассчитывая поднять мужицкий бунт, а может быть — татар и башкир против русских. С близкими людьми он обсуждал планы разделения России на удельные княжества, планируя в Москве посадить на престол кого-нибудь из Долгоруких. В этих тайных планах немалое место занимало желание внести раскол в царскую семью, дабы сместить упрямого Александра, В Петербурге был отдан под суд некто Шебалкин, распространявший слух, будто Наполеон — сын Екатерины II и идёт отнять у Александра свою законную корону, после чего освободит крестьян.
Александр Павлович знал, что тайные наполеоновские агенты прилагают все усилия для раздувания в стране недовольства против правительства и его лично, что операция по перевороту приурочивается к падению одной из столиц. Поговаривали и о возведении на трон его сестры под именем Екатерины III.
Вот почему своё письмо к ней Александр I закончил откровенно и многозначительно: «Будете ли Вы удивлены, если я Вам скажу, что я был уведомлён, что операцию начнут именно с Вас и что будут приложены все усилия, чтобы представить меня в самом непривлекательном свете в Ваших глазах?..» Великая княгиня поспешила уверить августейшего брата, что он не должен иметь никакого беспокойства на её счёт: «Вы можете проверить моё поведение и все мои отношения; они ничего не докажут, что шло бы мне в ущерб». Вот какой остроты достиг кризис внутри царской семьи после оставления Москвы по вопросам войны и мира.
Наполеон, уверенный, что Александр Павлович ответит согласием на его послания, терпеливо ждал ответа в Москве. Он повторял: «Московский мир положит конец моим военным экспедициям. Европа станет единым народом. Каждый человек, путешествуя повсюду, будет всегда находиться на своей родине. Покинуть Москву, не подписав предварительных условий мира, равнозначно политическому поражению».
Если бы царь согласился на мир с Наполеоном, занявшим Москву, то поход 1812 года стал бы для французского завоевателя триумфом. Наполеон это хорошо понимал, поэтому так долго — 36 дней — оставался в Москве. Он надеялся на ответ из Зимнего дворца.
В чём состоял план Кутузова?
Русский главнокомандующий только для виду отдал приказ двигаться по Рязанской дороге. Сразу по выходе из Москвы армия скрытно повернула на Калужскую дорогу и 21 сентября расположилась лагерем у села Тарутино в 80 км от Москвы.
Наполеон был обманут донесениями своих разведчиков, которые уверяли его, что русские уходят через Коломну на Рязань, а туда послали всего несколько эскадронов.
Знаменитый тарутинский марш-маневр позволил Кутузову добиться нескольких целей: прикрыть города Тула и Калуга, откуда поступали к русской армии вооружение, продовольствие и откуда открывался путь в богатые южные губернии, и поставить под угрозу главную дорогу французской армии Москва-Смоленск. Тарутинский лагерь стал базой подготовки русского контрнаступления. Сюда шли боевые части с других концов России и отряды ополченцев. Уже через две недели у Кутузова было 240 тысяч солдат и ополченцев, а у Наполеона осталось 116 тысяч человек.
Кутузов был уверен, что французы сами уйдут из холодной и голодной Москвы, и не хотел тратить солдатских жизней для достижения этой цели. А вот когда ослабевшая французская армия двинется обратно, тогда можно будет нанести по ней удар… как и было предусмотрено стратегическим планом Барклая-де-Толли.
Кто такие партизаны?
Само слово «партизан» — французское. Так называли испанских борцов против наполеоновского владычества. В августе, еще до Бородинского сражения, подполковник Денис Давыдов направил своему начальнику князю Багратиону рапорт с предложением: дать в его распоряжение тысячу казаков для партизанских действий в тылу французской армии. Багратион предложение одобрил. Правда, вместо тысячи Давыдову дали чуть более ста гусар и казаков, но лиха беда начало!
Небольшой отряд двинулся в тыл врага. Давыдов надеялся на помощь крестьян, но поначалу её не получил. В деревнях не различали французской и русской военной формы. Завидя офицера в гусарском мундире, мужики либо бросались на него с вилами, либо бежали в лес. Тогда он сменил форму на мужицкий армяк, убрал орден св. Анны и надел на шею образок с иконой Николая Чудотворца, отпустил бороду. Теперь установилось взаимопонимание. Крестьяне помогали партизанам продовольствием и сообщали им все новости о передвижениях французских частей, они стали проводниками партизан.
В первых же боях отряд добился успехов: разгромил несколько отрядов французов, отбил обозы с боеприпасами. Командование направило на укрепление отряда конников-башкир. Теперь Давыдов мог решиться на крупные операции.
В середине сентября отряд совершил нападение на транспорт у Вязьмы. «Успех превзошел все мои ожидания», — сообщал он русскому командованию. В плен были взяты 276 французских солдат и офицеров, захвачено 20 провиантских и 12 артиллерийских повозок.
Французский губернатор Вязьмы отдал приказ истребить партизан. Был послан двухтысячный отряд. Давыдова было приказано доставить живым или мёртвым. Но отряд Давыдова был неуловим для противника. Нанеся удар, он тут же рассыпался на мелкие группы, которые собирались в условленном месте.