Зачем потух, зачем блистал,
Земли чудесный посетитель?
Тем самым, Пушкин еще раз хочет подчеркнуть всю неоднозначность образа Наполеона и в дальнейшем он будет все время обращаться к этому образу. Этот отрывок замечателен еще и тем, что Пушкин здесь уже не стремиться объяснить жизнь Наполеона лишь особенностями его личности. Своим вопросом он стремится постичь и объективные закономерности, определявшие особенности эпохи.
Попробуем нарисовать политический портрет императора французов глазами поэта.
Наполеон явился в бурную эпоху революций и войн в Европе, поэтому его деятельность невозможно понять вне связи с этими явлениями. С одной стороны он был вынужден продолжать политику революции, тем самым, будучи ее «наследником», с другой стороны, он сам в огромной степени определял характер этой политики и ее направленность, а поэтому несет ответственность за многие преступления своего правления. Эти преступления: свержение законных монархов, порабощение народов Европы, череда войн, казнь герцога Энгиенского позволяют говорить, что Наполеон отступил от, так скажем, моральных принципов революции.
Поэтому его можно назвать «убийцей» «мятежной вольности». Однако, отступив от моральных принципов революции, он спас многие политические ее завоевания, закрепив новый режим. Если обратиться к истории, то можно привести пример Петра I, который «...есть одновременно Робеспьер и Наполеон», который смог создать новое государство, укрепить его и защитить от внешних врагов. Однако он не смог дать Франции и Европе главного, к чему стремилась революция — Свободы. Достигнув невероятных успехов, он стал смотреть на мир как на собственную вотчину, творя историю по своему произволу (в этом смысле государь Александр Павлович с ним схож). Ему почти удалось уничтожить эту Свободу — «Рекли безумцы: нет Свободы», но народы напрасно им поверили.
Ватерлоо явилось такой же закономерностью, как и 18 брюмера. Народ покинул Наполеона и он оказался в ссылке на далеком острове.
Но, несмотря на то, что в конце своего правления Наполеон оторвался от реальности, он был весьма прагматичным политиком. Его стремление проникнуть во все области управления были поразительными. В пылающей Москве он издает указ об образовании «Comedie Francais», не пренебрегает журнальной мелочью и является, пожалуй, «лучшим журналистом Парижа (как заметил, помнится, Фуше)». Его властолюбивые помыслы простирались даже и в сферу духовную: не без зависти он сказал Александру I: «Вы сами у себя поп; это совсем не так глупо». Даже в театре он пытался установить свою власть. Рассказывают анекдот, будто Наполеон сказал драматургу Арно: «Когда бы то ни было, но мне хочется сочинить с вами вместе трагедию».— «Охотно,— отвечал Арно, — тогда, когда мы сочиним вместе план сражения!». Беспримерное честолюбие сообщает ему характер борца и не только на поле брани. Даже в ссылке он не прекращает борьбы.
Но после спасения революции, после выполнения своей исторической миссии, он не справился с другой задачей, стоявшей тогда перед Францией и Европой. Он не дал ей Свободы, которую защищал во время революции. Европа превратилась для него в собственную вотчину и тогда уже превратился в честолюбца-завоевателя. Тогда-то он и восстановил против себя народы, что и явилось причиной его падения. Таким образом, Наполеон для Пушкина скорее философско-историческая идея, чем политический лозунг.
Роль Наполеона в становлении Пушкина-историка огромна. Примеры наполеоновской эпохи заставляли поэта глубоко задумываться над событиями прошлого. В исторических произведениях Пушкина развиваются те идеи, которые были им впервые высказаны в стихотворениях, посвященных наполеоновской теме. В стихотворении «Зачем ты послан был…»:
Явился муж судеб, рабы затихли вновь,
Мечи да цепи зазвучали.
Пушкин не только гениально зафиксировал для потомков влияние Наполеона на умы современников в различных областях: в политике, литературе, обыденной жизни, но и одним из первых высказал мысли, которые получили развитие в философии и историографии XIX века и которые и по сей день не утрачивают актуальности.
Заграничные впечатления и русская действительность
***
Дух свободы, который во всех европейских государствах действующие за одно правительства старались всячески унести, повеял и на самодержавную Россию. Молодое ее поколение, которое вступило на гражданское поприще в первые десять лет царствования Александра, воспитанное под влиянием свободолюбивых начал, им провозглашаемых, вполне сознавало, как далеко Россия отстала от Европы в истинной цивилизации, но, любя и уважая Александра, она спокойно ожидала от него благодетельного преобразования, готовясь усердно ему содействовать.
Две неудачные войны с Наполеоном и третья, угрожавшая в 1812 году независимости России, заставили (молодых) русских патриотов исключительно посвятить себя военному званию на защиту Отечества. Дворянство, патриотически сочувствуя упадку нашей военной славы в войнах с Францией 1805 и 1807 гг. и предвидя скорый разрыв с нею, спешило вступить в ряду войск, готовых встретить Наполеона. Все порядочные и образованные молодые люди (дворяне), презирая гражданскую службу, шли в одну военную; молодые тайные и действительные статские советники с радостью переходили в армию подполковниками и майорами перед 1812 годом. Чрезвычайные события этого года, славное изгнание из России до того непобедимого императора французов и истребление его несметных полчищ, — последовавшие за тем кампании 1813 и 1814 гг. и взятие Парижа, в которых наша армия принимала такое деятельное (и славное) участие, — все это необыкновенно возвысило дух наших войск и особенно молодых офицеров.
В продолжение двухлетней тревожной боевой жизни, среди беспрестанных опасностей, они привыкли к сильным ощущениям, которые для смелых делаются почти потребностью.
В таком настроении духа, с чувством своего достоинства и возвышенной любви к Отечеству, большая часть офицеров гвардии и генерального штаба возвратилась в 1815 году в Петербург. В походах по Германии и Франции наши молодые люди ознакомились с европейской цивилизацией, которая произвела на них тем сильнейшее впечатление, что они могли сравнивать все виденное ими за границей с тем, что им на всяком шагу представлялось на родине, — рабство огромного (бесправного) большинства русских, жестокое обращение начальников с подчиненными, всякого рода злоупотребления власти, повсюду царствующий произвол, — все это возмущало и приводило в негодование образованных русских и их патриотическое чувство. Многие из них познакомились в походе с германскими офицерами, членами прусского тайного союза, который так благотворно приготовил восстание Пруссии и содействовал ее освобождению, и с французскими либералами. В откровенных беседах с ними наши молодые люди нечувствительно усвоили их свободный образ мыслей и стремление к конституционным учреждениям, стыдясь за Россию, так глубоко униженную самовластием.
Возвратись в Петербург, могли ли наши либералы удовлетвориться пошлою полковою жизнью и скучными мелочными занятиями и подробностями строевой службы, которые от них требовали строго начальники, угождая тем врожденной склонности Александра и братьев к фрунтомании, солдатской вытяжке, одиночному учению и проч., несмотря на то, что опыты двухлетней жестокой войны с неприятелем самым искусным могли бы, кажется, убедить Александра, что не от этих мелочей зависит победа. Притом русских оскорбляло явное предпочтение, оказываемое императором всем вообще иностранцам перед его подданными, к которым он и не скрывал своего неуважения: присоединенной Польше он даровал конституционные установления, которых Россию почитал недостойной.
Пока осмысленные русские патриоты могли еще ожидать от самого Александра благодетельных преобразований, которые, ограничив его самовластие, сколько-нибудь улучшили бы состояние народа, они готовы были усердно содействовать его благим намерениям, но когда они убедились в совершенном изменении его прежнего свободолюбивого образа мыслей после войны, по вредному влиянию на него Меттерниха, когда узнали о политических действиях его на конгрессах Венском, Ахенском, Лейбахском, Веронском, на которых Александр со своими союзниками обнаружил неприязненное чувство к свободе народов, то самые восторженные почитатели его в блистательную эпоху занятия Парижа совершенно охладели к нему. Но по окончании войны ничто столько не возбуждало негодования общественного мнения против Александра, не одних либералов, а целой России, как насильственное учреждение военных поселений. Кто первый внушил императору эту несчастную мысль, неизвестно. Всего вероятнее, что, желая первенствовать в Европе, он сам придумал ее для того, чтобы сколько возможно более умножить свои военные силы с меньшими издержками для казны. В придуманном им плане военной колонизации, волости целых уездов из государственных крестьян поступали в военное ведомство. Все обыватели этих волостей, в которые водворялись пехотные и конные полки, делались солдатами: их распределяли по ротам, батальонам и эскадронам, которые должны были составлять резервы своих полков. Насильственно подвергали несчастных поселян строгой военной дисциплине, обучали военному строю, и они должны были отправлять военную службу и вместе с тем заниматься сельскими полевыми работами, под надзором военных начальников для продовольствия своего и полков, в их волостях водворенных.