Из всех действий императора Александра после изменения его образа мыслей учреждение военных поселений было самое деспотическое и ненавистное. Введение этой тиранической меры в губерниях: Новгородской, Псковской, Смоленской, Харьковской, Екатеринославской, Херсонской, уничтожая благосостояние поступивших в военные поселяне государственных крестьян, встретило упорное сопротивление со стороны их: волости, даже целые уезды, обращаемые насильственно в военных поселян, возмутились. Противодействие их было подавляемо войсками, как бунт; военных поселян усмиряли картечью и ружейными выстрелами. Кровь лилась, как в сражениях, и, после усмирения, военные суды приговорили многие тысячи несчастных жертв к наказанию сквозь строй и к ссылке в Сибирь в каторжную работу и на поселение. Некоторые военные начальники из подлого желания выслужиться позволяли себе жестокие истязания при розысках для открытия виновников и главных зачинщиков возмущения.
Учреждение военных поселений, на которые издержаны были многие миллионы без всякой пользы, было предметом всеобщего неодобрения. Даже лица, на которые Александр возложил приведение в исполнение этой меры, при всяком случае уверяли, что они действуют против собственного убеждения и только в угодность государю. Главный начальник поселений, генерал граф Аракчеев, — ненавистный целой России за злобный и свирепый нрав, но любимый Александром, как раб преданный, готовый отдать душу, чтобы угодить ему, — и Аракчеев говаривал, что военные поселения выдуманы не им, что он сам, не одобряя этой меры, приводит ее в исполнение, как священную для него волю государя своего. Только нашелся праводушныи немец, который смело высказал Александру свое неодобрение военных поселений (и все пагубные последствия этой меры). Это был генерал-фельдмаршал князь Михаил Богданович Барклай де Толли. (Военные поселения нанесли последний удар популярности Александра.)
В то время многие офицеры гвардии и генерального штаба со страстью учились и читали преимущественно сочинения и журналы политические, также иностранные газеты, в которых так драматически представляется борьба оппозиции с правительством в конституционных государствах. Изучая смелые политические системы и теории, весьма естественно, что занимавшиеся ими желали бы видеть их приложение в своем Отечестве. А это и было главным предметом занятий размножившихся в Европе тайных политических обществ, которых члены исключительно посвящали себя политике. Статуты некоторых из этих союзов, существовавших во Франции и Германии, завезены были в Россию и навели наших либералов на мысль учредить тайное политическое общество у нас, с целью ограничить самодержавие. В конце 1816 года эта мысль осуществилась: несколько офицеров гвардии и генерального штаба условились составить тайное общество с целью, с какой все подобные общества учреждаются. Сначала они ограничились распространением так называемых либеральных идей и принятием новых членов. Обстоятельства в первое время благоприятствовали учредителям: никогда в России не бывало такой свободы в выражении своих мнений, как при Александре и особенно после французской войны. Этой свободой пользовались члены тайного общества и, явно высказывая свои политические убеждения, нередко заставляли молчать (самых) горячих абсолютистов очевидностью тех истин, которые они провозглашали. Надобно отдать справедливость Александру, что хотя, по доносам тайной полиции, ему известны были поборники новых идей, но он не преследовал из за мнения, которыми они успевали приобретать новых союзников из молодых людей, кончивших курс в университете или лицее, и литераторов.
М. Фонвизин
Бородинская годовщина
Русский Царь созвал дружины
Для великой годовщины
На полях Бородина.
Там земля окрещена;
Кровь на ней была святая;
Там, престол и Русь спасая,
Войско целое легло,
И престол, и Русь спасло.
Как ярилась, как кипела,
Как пылала, как гремела
Здесь народная война
В страшный день Бородина!
На полки полки бросались,
Холмы в громах загорались,
Бомбы падали дождем,
И земля тряслась кругом.
А теперь пора иная:
Благовонно-золотая
Жатва блещет по холмам;
Где упорней бились, там
Мирных инокинь обитель.
И один остался зритель
Сих кипевших бранью мест,
Всех решитель браней — Крест.
И на пир поминовенья
Рать другого поколенья
Новым, славным уж Царем
Собрана на месте том,
Где предместники их бились,
Где столь многие свершились
Чудной храбрости дела,
Где земля их прах взяла.
Так же рать числом обильна;
Так же мужество в ней сильно;
Те ж орлы, те ж знамена
И полков те ж имена...
А в рядах другие стали;
И серебряной медали,
Прежним данной ей Царем,
Не видать уж ни на ком.
И вождей уж прежних мало:
Много в день великий пало
На земле Бородина:
Позже — тех взяла война;
Те, свершив в Париже тризну
По Москве и рать в Отчизну
Проводивши, от земли
К храбрым братьям отошли.
Где Смоленский, вождь спасенья?
Где герой, пример смиренья,
Введший рать в Париж, Барклай?
Где, и свой и чуждый край
Дерзкой бодростью дививший
И под старость сохранивший
Все, что в молодости есть,
Коновницын, ратных честь?
Неподкупный, неизменный,
Хладный вождь в грозе военной,
Жаркий сам подчас боец,
В дни спокойные мудрец,
Где Раевский? Витязь Дона,
Русской рати оборона,
Неприятелю аркан,
Где наш Вихорь-Атаман?
Где наездник, вождь летучий,
С кем врагу был страшной тучей
Русских тыл и авангард,
Наш Роланд и наш Баярд,
Милорадович? Где славный
Дохтуров, отвагой равный