М. Барклай де Толли
***
Совершено соединение! Шум неумолкавшей музыки, крики непрестававших песней оживляли бодрость воинов. По духу вторая армия, можно было думать, что оное пространство между Неманом и Днепром, не отступая, оставила, но прошла торжествуя. Какие другие ополчения могут уподобиться вам, несравненные российские воины! Не покупается храбрость ваша мерою золота... Когда стал бы Суворов перед рядами вашими, как бы изумилась вселенная!
А. Ермолов
ЕРМОЛОВ Алексей Петрович (1777—1861) – военный и государственный деятель, генерал от артиллерии (1817). В чине капитана участвовал в войне с Польшей (1794), походе в Персию (1796). В 1798 арестован за связь с кружком «вольнодумцев» А. Каховского и сослан в Кострому. В 1801 возвращен из ссылки, в 1805—1807 командовал артиллерийской ротой и был начальником артиллерии авангарда, показав личную храбрость. Перед Отечественной войной начальник штаба 1-й западной армии, потом – начальник штаба соединенных армий. В кампаниях 1813 и 1814 начальник артиллерии, командир корпуса. С 1819 главнокомандующий в Грузии, возглавлял военную и гражданскую власть на Кавказе. С 1827 в отставке. В 1853 начальник Московского ополчения.
***
Две главные русские армии, 1-я Западная Барклая де Толли и 2-я Западная Багратиона, отходившие порознь от границы, искусно маневрируя, не ввязываясь в генеральное сражение, нанесли противнику ряд серьезных поражений под Вилькомиром, Клястицами, Миром, Романовом, оказали ему сопротивление под Островно, Салтановкой.
Соединение же этих двух армий у Смоленска улучшило положение русских войск: против 110 тысяч войск Наполеон смог выставить лишь 185 тысяч.
ЛЕЙБ-ГВАРДИЯ — отборные, привилегированные части войск в странах с монархическим правлением. Первоначальным назначением Л.-г. была охрана монарха.
***
К.Н. Батюшков – П. А. Вяземскому
1 июля 1812 г.
Давно, очень давно я не получал от тебя писем, мой милый друг! Что с тобою сделалось? Здоров ли ты? Или так занят политическими обстоятельствами, Неманом, Двиной, позицией направо, позицией налево, задними магазинами, голодом, мором и всем снарядом смерти, что забыл маленького Батюшкова, который пишет к тебе с Дмитрием Васильевичем Дашковым. Я завидую ему: он тебя увидит, он расскажет тебе все здешние новости, за которые, по совести, гроша давать не надобно – все одно и то же. Я еще раз завидую московским жителям, которые столь покойны в наше печальное время, и я думаю, как басенная мышь говорит, поджавши лапки: «Чем грешная могу помочь?».
У нас все не то! Кто глаза не спускает с карты, кто кропает оду на будущие победы. Кто в лес, кто по дрова! Но Бог с ними. Пришли мне Жуковского стихов малую толику да пиши почаще, мой милый и любезный князь. А впрочем, Бог с тобой! Кстати, поздравляю тебя с прошедшими именинами, которые ты провел в своем загородном дворце, конечно, весело. Еще раз прости и не забывай своего Батюшкова.
***
...Еще ни один полководец ни в одной армии не находился в таком крайне неприятном положении, как я. Каждая из обеих соединенных армий имела своего особого главнокомандующего, которые облечены были полномочиями, вполне соответствующими таковому положению. Каждый из них имел право распоряжаться по собственному усмотрению вверенною ему армией. Правда, я имел в качестве военного министра право отдавать приказы, но я не решался воспользоваться этим правом...
Итак, мне подлежало прежде всего употребить все средства, чтобы установить между князем и мною наивозможное согласие, дабы иметь возможность руководить обеими армиями и направлять их не к безнадежным, а согласным и направленным к одной общей цели предприятиям; тем более, что по поводу медленности его движений возникли уже между нами отношения натянутые. Я принуждал себя льстить его самолюбию, уступать ему в некоторых случаях, против собственного убеждения, дабы с тем большим успехом настоять на своем в делах важнейших. Одним словом, я принужден был играть такую роль, которая была не по мне, которая противоречила и моему характеру и моим чувствам.
М. Барклай де Толли
ДРАГУНЫ (от франц. dragon) — вид кавалерии в европейской (с 16 в.) и русской армиях в 17—20 вв., предназначенной для действий в конном и пешем строю. Появились во Франции в 16 в. В России к 1917 существовали 1 гвардейский и 21 армейский драгунские полки. Упразднены в начале 1918.
***
...солдат роптал на беспрерывное отступление и в сражении надеялся найти конец оному; главнокомандующим был недоволен и в главную вину ставил ему то, что он был не русский,
А. Ермолов
* * *
Когда же заметили, что опять отступаем, то недовольствие и ропот начали явно обнаруживаться даже между простыми солдатами. В то время офицеры говорили и судили про начальников открыто, нисколько не стесняясь, Нападали больше всего на Барклая де Толли.
...Когда мы остановились подле Дорогобужа, то по всем линиям объезжали главнокомандующие Барклай де Толли и князь Багратион. Пронесся слух, что они осматривают войска, предполагая дать тут сражение. К этим слухам мы так уже привыкли, что мало им верили, а между тем неудовольствие и ропот усиливались. Негодовали единственно на Барклая де Толли: и не только возлагали на него вину, но еще прибавляли много небывалого.
Н. Митаревский
***
Все говорили о близкой войне и, сколько помню, довольно легкомысленно. Подражание французскому тону времен Людовика XV было в моде. Любовь к отечеству казалась педантством. Тогдашние умники превозносили Наполеона с фанатическим подобострастием и шутили над нашими неудачами. К несчастью, заступники отечества были немного простоваты, — они были осмеяны довольно забавно и не имели никакого влияния. Их патриотизм ограничивался жестоким порицанием употребления французского языка в обществах, введения иностранных слов, грозными выходками против Кузнецкого моста и т. п. Молодые люди говорили обо всем русском с презрением или равнодушием и, шутя, предсказывали России участь Рейнской конфедерации. Словом, общество было довольно гадко.
Вдруг известие о нашествии и воззвание государя поразили нас. Москва взволновалась. Появились простонародные листки графа Ростопчина; народ ожесточился. Светские балагуры присмирели; дамы струхнули.
Гонители французского языка и Кузнецкого моста взяли в обществах решительный верх, и гостиные наполнились патриотами. Кто высыпал из табакерки французский табак и стал нюхать русский; кто сжег десяток французских брошюрок; кто отказался от лафита, а принялся за кислые щи. Все закаялись говорить по-французски; все закричали о Пожарском и Минине и стали проповедовать народную войну, собираясь на долгих отправиться в Саратовские деревни.
Полина не могла скрыть своего презрения, как прежде не скрывала своего негодования. Такая проворная перемена и трусость выводили ее из терпения. На бульваре, на Пресненских прудах, она нарочно оспаривала патриотическое хвастовство, нарочно говорила о многочисленности наполеоновских войск, о его военном гении. Присутствующие бледнели, опасаясь доноса, и спешили укорить ее в приверженности ко врагу Отечества. Полина презрительно улыбалась. «Дай Бог, — говорила она, — чтобы все русские любили свое отечество, как я его люблю». Она удивляла меня. Я всегда знала Полину скромной и молчаливой и не понимала, откуда взялась у нее такая смелость. «Помилуй, — сказала я однажды, — охота тебе вмешиваться не в наше дело. Пусть себе мужчины дерутся и кричат о политике; женщины на войну не ходят, и им дела нет до Бонапарта». Глаза ее засверкали. «Стыдись, — сказала она, — разве женщины не имеют отечества? Разве нет у них отцов, братьев, мужей? Разве кровь русская для нас чужда? Или ты полагаешь, что мы рождены для того только, чтобы нас на бале вертели в экссезах, а дома заставляли вышивать по канве собачек? Нет! Я знаю, какое влияние женщина может иметь на мнение общественное! Я не признаю уничижения, к которому присуждают нас. Посмотрите на m - me de Stael . Наполеон боролся с нею, как с неприятельской силой... И дядюшка смеет еще насмехаться над ее робостью при приближении французской армии: «Будьте покойны, сударыня: Наполеон воюет против России, а не противу вас»... Да! Если б дядюшка попался в руки французам, то его пустили бы гулять по Пале-Роялю; но m - me de Stael в таком случае умерла бы в государственной темнице. А Шарлотта Корде? А наша Марфа Посадница? А княгиня Дашкова? Чем я ниже их? Уж верно не смелостью души и решительностью». Я слушала Полину с изумлением. Никогда не подозревала я в ней такого жара, такого честолюбия. Увы, к чему привели ее необыкновенные качества души и мужественная возвышенность ума! Правду сказал мой любимый писатель: “Счастье то лько на путях обыкновенных».