На военном совете в Гларисе решено через Шванден, Эльм и снежный хребет Паникс отойти в долину Рейна, к Планцу. В ночь с 23-го на 24-е вся армия тихо снялась с позиции и двинулась к Эльму. Багратион прикрывал движение и отбил все атаки втрое сильнейшего противника. Посреди страшных лишений особенно тяжел был переход через хребет Паникс. Много людей и до 300 вьюков погибло, сорвавшись в бездну; бывшие при армии орудия пришлось бросить, по невозможности везти их.
Ночь пришлось провести на голом снегу, камнях или прислонившись к скале. От сильной стужи многие солдаты замерзли на вершине горы. К полудню 26 сентября все войска собрались к дер. Паниксу и в тот же день дошли до г. Планца. Здесь только они вышли из опасности и могли спокойно отдохнуть и подкрепиться.
1 октября русские войска достигли Фельдкирха, потом перешли к Аугсбургу, где и простояли всю зиму на квартирах: весной, по приказанию императора Павла, они двинулись обратно в Россию.
За месяц Швейцарского похода армия Суворова потеряла 100 офицеров и 3.700 нижних чинов, т. е. шестую часть армии.
Памятник Суворову в Швейцарии
Швейцарский поход Суворова произвел на современников сильное впечатление. Даже Массена, талантливый его противник, сказал: «Я отдал бы все свои двадцать походов за один Швейцарский поход Суворова!»
Император Павел пожаловал Суворову звание генералиссимуса и в рескрипте от 29 октября писал Суворову: «Побеждая повсюду и во всю жизнь вашу врагов отечества, недоставало вам одного рода славы — преодолеть и самую природу. Но вы и над ней одержали ныне верх».
Швейцарский поход Суворова, хотя и не приведший к желанному концу, представляет высочайший классический образец действий в горной стране. В нем русская армия, под предводительством великого полководца, проявила высочайшую доблесть и способность вести войну при самых тяжелых условиях. Вот почему имя Суворова до сих пор еще живет в преданиях швейцарцев, обратившись в легенду, и на картах Швейцарии путь, по которому шел с армией Суворов в 1799 г., до сих пор обозначается краткой, но много говорящей надписью: «Путь Суворова».
Н. П. Михневич
II. Международная политика России в начале царствования Александра I (до 1807 г.)
Прив. — доц. В. И. Пичета
момент смерти Павла Россия находилась в дружеских отношениях с Францией и в войне с Англией[14]. Все изменилось с вступлением на престол его сына.
Новое правительство прекрасно понимало, какой вред экономическим интересам страны наносился разрывом с Англией. Поэтому немедленно, по вступлении на престол, Александр I поспешил ликвидировать враждебные отношения с Англией. Спустя два дня после трагического конца Павла, граф Пален писал русскому посланнику в Англии, С. М. Воронцову, что «правительство желает восстановления доброго согласия между обоими государствами и готово содействовать тому всеми средствами, при условии присоединения Англии к морской конвенции, которая не нарушает интересов Англии». Военные действия английского флота, прорвавшегося через Зунд, осада Копенгагена и намерение захватить ревельский порт, задержали ведение переговоров.
12 марта 1801 г. в Петербурге
В записках современников отмечена шумная, неудержимая радость, с которой дворянское общество встретило весть о вступлении на престол Александра I, радость по поводу того, что суровый павловский режим отошел в область прошлого. «Знакомые и незнакомые, встречаясь между собой, поздравляли друг друга, как в праздник Светлого Христова Воскресенья. Казалось, миллионы людей возродились к новой жизни…» «Словно сговорились, все жители столицы утром 12 марта появились в таких костюмах, в таких прическах и с такой упряжью, какие были строжайше запрещены Павлом. Можно было видеть прически „a la Titus“; коса исчезла; длинные панталоны, круглые шляпы, сапоги с ботфортами могли безнаказанно показываться на улицах. Появилась упряжка гуськом. В столице закипели жизнь и движение в противоположность гробовой тишине, господствовавшей так долго». «Появились вновь всякого рода костюмы, кареты мчались во весь опор. Я сама видела, — пишет гр. Головина, — гусарского офицера, скакавшего верхом по тратуару набережной с криком: „Теперь можно делать все, что угодно“».
Русское правительство заявило с. — джемскому кабинету, что переговоры могут возобновиться при условии немедленного ухода флота из территориальных вод. Когда флот удалился, 6 мая последовал указ об отмене распоряжения Павла I о наложении секвестра на английское имущество и эмбарго на суда. Начавшиеся вслед за этим переговоры привели к соглашению, и 5 (17) июня 1801 года между Россией и Англией была заключена конвенция о взаимной дружбе.
Конвенция отвергла основные принципы второго вооруженного нейтралитета. Правда, Англии пришлось отказаться от притязания объявлять гавани состоящими в блокаде для прекращения к ним доступа нейтральных судов, но зато она добилась согласия России на следующие выдвинутые ею статьи: а) нейтральный флаг не прикрывает товара и б) право осмотра торговых судов сохраняется и в том случае, когда они плывут под прикрытием военных кораблей.
Гр. А. И. Морков (Пис. Изабэ)
Конвенция с Англией не могла не вызвать неудовольствия в шведском и датском правительствах, но им в сущности ничего не оставалось, как присоединиться к ней.
Одновременно с переговорами с Англией русское правительство вступило в такого же рода сношения и с Францией. Наполеоновское правительство принципиально желало в данное время мира с Россией и даже заключения с ней союза для совместной борьбы с Англией, но последняя не входила в планы русского правительства, и Наполеону пришлось считаться с этим нежеланием. Когда в Петербург прибыл генерал Дюрок приветствовать Александра I с вступлением на престол, он встретил при дворе весьма сердечный прием. Беседы с государем выяснили точку зрения, которой русское правительство было намерено держаться во внешних сношениях. Россия не стремится к завоеваниям и не намерена вмешиваться во внутренние дела государств: всякий имеет право избрать себе такое правительство, которое ему нравится. В этих словах было кое-что недоговоренное, и уже в инструкции, данной 5 (17) июля 1801 года представителям России в Лондоне, Вене и Берлине, в которой были повторены только что приведенные мысли, между прочим, было сказано: «Мне нет нужды, какую бы форму правления ни установили у себя народы, пусть только и в отношении к моей империи руководствуются тем же духом терпимости, каким руководствуюсь я, и мы останемся в самых дружественных отношениях». Эти слова уже составляли в некотором отношении угрозу, и с ней, конечно, приходилось считаться. Международная политика России обсуждалась неоднократно и в заседаниях неофициального комитета: так об этом шла речь в заседании 10 (22) июля 1801 года.
Общий тон был таков, что не следует пока заключать никаких договоров, связанных с выполнением тех или других обязательств, но следует быть искренними в иностранной политике. Впрочем, политика миролюбия исключалась по отношению к Франции — в данном случае приходилось «искать возможности наложить узду на ее властолюбие, не компрометируя, однако, себя». Это уже были слова определенного содержания, идущие немного в разрез с политикой невмешательства и миролюбия. В августовском заседании негласного комитета по существу говорили тоже о принципах международной политики России; правда, у России есть естественные враги — Швеция и Турция, но за слабостью они не могут быть опасны. Зато у нее есть и естественные союзники, которых можно использовать с наибольшей для себя выгодой — это Австрия и Пруссия. По словам Кочубея, «оба государства, постоянно враждебные между собою, будут искать союза с нами для достижения своих видов, и нам остается, соблюдая нейтралитет, отклониться от него в пользу одной из сих держав только лишь тогда, когда того потребуют собственные выгоды».