Выбрать главу

  По ночам сова

Тут свищет;

  Птица жалобно кричит

В лапах хищных;

  Зверь рычит:

Он ищет пищу.

  Ночь молчит. Чернее мгла,

Чтобы спать земля могла.

  Сторожит века лесище.

Кто нарушит сон?

  Ветер, буря иль циклон,

Иль огонь стихийных бед?

  Мягкой поступью подходит

К дому тихий дед.

  Крик совы – а это он.

Спокоен кров.

  Дед скользящей,

Черной тенью лезет в ров,

  В свою берлогу.

Шепчет: «Дома я,

  Ну, слава богу.

Ишь, какая дома тишь.

  Сонно да душисто,

Будто нет фашистов».

  – Эй, Иван Гаврилыч, спишь!

Почиваешь – знаешь

  На сухой траве,

А у меня не мозг,

  Железный мост

Стоит, как зверь,

  В военной голове.

Стратегия не даст уснуть.

  Уж тут не елки,

Липы на ночь.

  Мост… вот в душу врос.

– Ну, расскажи,

  Филипп Иваныч,

Может, отчаливать,

  Итти на полный ход,

Будить народ.

  Где этот мост?

– Нет, погоди, матрос.

  Лес – не море.

Я завтра сам пойду туда

  И все узнаю вскоре,

Прикину все на воле,

  Как да где,

Аль по земле, аль по воде.

  Покурим что ли?

Эх, Гаврилыч, ну и мост…

  – Покурим, Филипп Иваныч,

Давай приказ,

  Особый, для меня.

И оба закурили,

  Тихонечко дымя,

В своей берлоге на двоих,

  Как встретились вначале

И берлогу «штабом» величали.

  Старик прищурил глаз

И, серебря от вспышки бородой

  Вел вдумчивый рассказ

Своих соображений,

  Что видел сам на этот раз

И сообщил о главном –

  О большой мишени.

Не спали ночь богатыри,

  Курили, говорили.

Моряк Гаврилыч

  Лишь вздыхал:

– Ну и мост, ну, чорт его дери.

  И, как бывает

В такой ночной беседе,

  Обо всем шептались

Дружные соседи,

  Как в дороге длинной

Пролетевших лет,

  Жевали сухари с малиной.

Вспоминали яркий

  В жизни след.

И все, чего бы ни касалась

  Их задушевная струна,

На первом месте

  Появлялась во всей красе

Любимая страна.

  Ну, где еще найти

Такую, золотую,

  Вечно молодую

Родину-любовь,

  Чтоб в стариках сверкала

Молодеческая кровь,

  Бушующая воля жизни,

И огненная страсть,

  И рыцарская преданность

Своей отчизне?

  Такую ль дать в обиду

Красавицу-страну!

  Дед вспомнил молодость,

Когда в японскую войну

  Ходил в Манчжурию,

Был в Порт-Артуре.

  Там ранен был,

И, презирая боль руки,

  Бросался яростно в штыки..

– Меня называли то

  Уссурийским тигром,

То пермским медведем,–

  Улыбался дед.

– А мы на штыках,

  Как на телеге, едем.

Недаром

  Враг не терпел

Суворовских ударов.

  Тогда я впрямь, как слон,

Ой и здоров был да силен,

  Что телеграфный столб

Таскал один.

  Такая уж у нас

Солдатская порода на особо.

  Отец пешком ходил

На Крымскую войну,

  С Урала в Севастополь,

И сгоряча

  Нес пушку на плечах;

Палил он подходяще.

  Сто лет был работящим,

Преставился в сто шесть

  И приказал стоять

За Родину и честь.

  И я такой же дал приказ

Трем сыновьям:

  Сергею – сталинскому соколу,

Он капитан у нас,

  Петру – танкисту,

Алеше – моряку-радисту.

  Ребята – корни,

На отбор,

  Как корабельный бор.

Про дочерей не говорю,

  Их семь девчат.

Теперь замужние.

  И двадцать семь внучат.

Урожайная семья,

  Как мать-земля.

Но вот старухи нет.

  А у тебя, мой свет?

– Одна старуха в думе, –

  Вздохнул моряк,–

Живет в Батуми.

  Сыновья-то были,

Их белые убили.

  И тоже были моряки –

Юные большевики.

  Старуха на плантации,

На чайной.

  Матросом я решил остаться.

Люблю корабль отчаянно

  И море Черное люблю.

Жизнь отдаю

  Морям да кораблю.

Сейчас врагов долблю,

  Стараюсь прямо в лоб.

Фашистам – гроб.

  – Гроб…

При слове «гроб»

  Филипп Иваныч вздрогнул.

– Ты что, отец? Дрожь по щеке…

  – Да так… Я вспомнил

Гроб один… при Колчаке.