— Кто?
Сердце замерло.
— Наташа.
И сердце заколотилось, как припадочное.
— Вскрыла вены. Но всё равно будет какое-то расследование. Мы не хотим, чтобы — не дай бог — вышли на нас. Лучшее что мы можем сейчас сделать — это залечь на дно и не высовываться.
— Почему она это сделала?
— Ну откуда мне знать. Глядя на неё я вообще не мог и предположить будто она склонна… к таким поступкам. Может рак или ещё что… Да и какая хрен разница, как говорил Бальзак. Самоубийство произошло, и абсолютно все причины знает лишь самоубийца. Ладно. Ещё раз простите за беспокойство. Будем держать связь.
Я положил трубку. Встал и начал бродить по комнате. Я не мог прийти в себя.
Невероятно, думал я. Этого просто не может быть. Почему?
На глаза попалась тетрадь. Я вспомнил как я радовался вчера, пока писал.
Я взял тетрадь в руки. Пролистнул… Рассказ больше не казался мне смешным и весёлым. Я вырвал исписанные страницы и разорвал их.
Невероятно. Невероятно. Она не могла этого сделать. Бред.
Я ходил по комнате и вспоминал наш последний разговор. Ничего. Ничего не говорило о том, что буквально через сутки эта спокойная, сильная женщина сведёт счёты с жизнью. Невероятно, — то и дело повторял я про себя. Ты не могла этого сделать. Наташа… Наташенька…
Прошло два дня. Н а похороны я не пошёл. Не чувствовал морального права. Но главная причина была в другом. Я… хандрил. Да так сильно, что в очередной раз вернувшись из магазина, я споткнулся и начал падать. Я мог бы удержаться, но для этого нужно было выпустить бутылку водки, а я напротив, поднял правую руку вверх, чтобы уберечь бутылку, а левой рукой я попытался упереться о стену, но рука соскользнула и я грохнулся на пол и падая, рассёк лоб о косяк двери. Крови было столько, что я удивляюсь, как я не сдох от её потери.
Кровь не текла, она хлестала. Меня это мало волновало. Я поднялся и побрёл на кухню. Взял стакан. Сел за стол. Открыл бутылку. Кровь струилась по лицу, я вытирал её тыльной стороной ладони. Я наполнил стакан до половины и поднёс его ко рту. Кровь полилась в стакан.
Кровавая Мэри, подумал я и выпил. Достал из кармана сигареты и зажигалку. Руки были липкими от крови. Я закурил и снова стёр кровь с лица.
Шли минуты. А может часы. Я курил, утирал лицо и пил. И вновь наливал, закуривал и утирал кровь…
Я очнулся, лежащим на полу. Я приподнялся. Сосредоточил взгляд на бутылке. В ней оставалось ещё грамм пятьдесят. Но пить сил уже не было. Не было сил и подняться. Мне хотелось уснуть, но я не мог позволить себе спать на полу.
Я ничтожество, сказал я себе. Я жалкий и слабый человек. Но спать на полу я не стану.
И я пополз. В комнату к дивану.
Ползи! Ползи, сволочь. Сдохни, но доползи до дивана!
Пару раз я терял сознание, но лишь только приходил в себя, я продолжал прерванный путь.
Когда цель была достигнута, когда мне удалось забраться на диван, я уснул.
Но сон не приносил успокоения. Во сне я был с Наташей, мы о чём-то беседовали — но всякий раз во сне я вдруг осознавал, что этого не может быть, потому что её в живых больше нет. Тогда она исчезала, а я искал её звал… И просыпался. Усилием воли я вновь заставлял себя уснуть, и во сне снова всё повторялось.
А потом я пришёл в себя окончательно. Я лежал с открытыми глазами и глядел в потолок. Так прошёл час. Второй. Третий… За окном начало светать. Я отвернулся к стене и закрыл глаза. Но я больше не спал. Я слышал каждый звук просыпающегося дома. Вот наверху кто-то что-то уронил. Вот кто-то прошёл по коридору… Захлопнулась дверь… Вот за стеной забубнил телевизор… А за окном закаркало вороньё…
Спать не хотелось… Пить не хотелось… Ни есть, ни курить — ничего не хотелось… Я был словно труп, которому ни холодно, ни жарко…
Зазвонил телефон.
Я нащупал одеяло и укрылся с головой.
Оставьте меня в покое. Не трогайте меня. Меня больше нет. Я не существую.
Телефон услышал меня и замолк.
Ближе к вечеру я поднялся. Сходил отлить. Выпил два сырых яйца. И снова улёгся. И уснул.
Мне ничего не снилось. Проснулся я ночью. Чувствовал себя хорошо.
Я принял душ. Переоделся во всё чистое. Отмыл от крови пол в прихожей и на кухне.
Включил комп. Вошёл в электронную почту. Всего одно письмо.
Письмо, которое не требовало ответа.
«Дорогой Лёня!
Зная твою сентиментальность, могу представить, как ты расклеился узнав о моей смерти. Напрасно. Мой поступок осознанный и даже меня мало волнует.
Представь, что жизнь это постоянные съёмки очень длинного сериала. Так вот мне что-то перестала нравиться моя роль. Да и зрители, кажется, далеко не в восторге. Я решила уйти.