На рынке я встречаю Вегенера.
— Как далеко ты продвинулась? — спрашивает он. Когда он слышит, что у меня наступило 22 июня 1941 года, то говорит: «Ну, тогда самое неприятное у тебя впереди. Как только мог он начать войну в воскресное утро, в то время, когда все добропорядочные люди должны были направляться в храм Божий!»
Всевышнего необходимо исключить из этой истории. Здесь его вообще не должно быть, как будто в нем теперь совсем нет нужды. Может быть, достопочтенный Бог потому и отступил, что осознал свое бессилие и скрылся за семью горами.
Я никогда не знала, к какому роду войск принадлежал мой отец. Письма и дневники мало что говорят об этом: тогда не разрешалось разглашать подобные тайны. Во всяком случае, ему много пришлось пройти пешком, он жаловался на мозоли на ногах, испепеляющую жару, забитый пылью рот. От Подвангена до Москвы, по их подсчетам, было свыше тысячи километров. На юге им предстояло пройти еще тысячу километров до Волги, при этом в расчет не принимались отступление и объездные дороги. Свыше трех миллионов человек стояли утром 22 июня 1941 года на восточной границе, готовясь к встрече с Богом. Одним из них был мой отец.
Все кричат: мир, мир!
И ведут войну, творя безобразия.
Еще до рассвета закуковала кукушка.
— Наступит час, и ты смолкнешь, говорливая птица, — подумал Роберт Розен.
— Если кукушка кукует после праздника Иоаннитов, то будет плохой год, — любил повторять дедушка Вильгельм.
Луч света над верхушкой леса указал направление, откуда должно было взойти солнце. Сначала оно послало своих герольдов, наряженных в красные одеяния, затем стаи птиц вылетели из утренней зари. Наступило воскресенье, до праздника Иоаннитов оставались два дня.
— Это Божий день, — в древние времена воспевали пастухи. Прежде они молились, когда солнце вставало. И ветер стихал, он смолкал из чувства благоговения.
В этот раз в 3 часа 15 минут солнце не взошло. Вулкан выплеснул раскаленную лаву в восточное небо, грохот пушек прокатился вдоль границы, танки вырвались из кустарников на простор, самолеты пронеслись на бреющем полете над лесом, как будто пытались срезать верхушки деревьев. Но еще до рассвета дым застлал ночное небо. Воскресный перезвон колоколов, если он где-то и был, заглушился громом новой войны. Горел лес, подожженный огнеметами. Куда было деваться диким зверям в этом аду?
В то время, как на границе дрожала земля, их солдатская жизнь оставалась прежней: побудка, умывание, прием пищи. Девушки вновь принесли чай и хлеб на дорогу.
— Мы не первые, — с удовлетворением констатировал Вальтер Пуш.
— Первые уже убиты, — сказал Годевинд.
В это время в Гамбурге начался портовый концерт.[14] В Мюнстере колокола звали к утренней мессе, а в Подвангене кукушка голосила без устали.
— Знаете, есть такая старая детская игра, — сказал Роберт Розен. — Если кукушка прокукует сорок семь раз, то тебе суждено будет прожить еще сорок семь лет.
Когда они начали марш, кукушка прокуковала еще один раз, а затем окончательно смолкла.
Владелец имения стоял на террасе и приветствовал уходящих солдат. В бараках у батраков выкипал кофе под гул самолетов.
— Мы следуем за передовыми отрядами и прочесываем местность, — сказал фельдфебель Раймерс. Это прозвучало так, будто они были веником и совком.
— Дома все сейчас попадали из постелей, — подумал Роберт Розен.
— Этот грохот пушек никогда больше не вернется к нашей границе, — заявил лейтенант Хаммерштайн. Тогда он еще не ведал, как далеко в России разносится эхо.
Те, кто еще вчера вечером стояли у своих домов, вновь вышли на крыльцо и во все глаза смотрели на горящий лес. Женщины на кухнях занимались своим хозяйством, как они это делали каждый день. Из печных труб поднимался дым, уже говорили об обеде и о том, что будет на ужин. В воскресенье хотелось поспать немного подольше, но этот неожиданный грохот всех испугал. Несмотря на это, они по-прежнему надеялись, что день будет прекрасным.
Дети бежали за солдатами до самой опушки леса.
Обезумевшие от страха звери неслись, не разбирая дороги.
Первые самолеты возвратились назад, чтобы взять новые бомбы; воздушное сообщение шло непрерывно в обоих направлениях.
В 9 часов утра они перешли полоску земли, которая называлась границей. Бункеры еще дымились. Погибшие советские солдаты лежали почерневшие и скрюченные на краю окопа. Из кустарника вышли трое с поднятыми руками, они проспали начало войны. Роберт Розен, как уроженец этих мест, получил приказ доставить пленных обратно через границу. Он был единственным из трех миллионов солдат, начавших утром 22 июня 1941 года марш в западном направлении. Полицейские и таможенники были озадачены столь ранним визитом. Они заперли трех пленных на первое время в хлеву вместе со свиньями и не стали на них больше отвлекаться, а принялись праздновать прекрасное воскресенье и начало лета. Роберт Розен получил стаканчик шнапса и хорошую закуску, прежде чем окончательно отправиться в Россию.