3. В другое время нужно было авве Виссариону переправиться чрез реку Хризорою. Сотворив молитву, он пошел по реке, как бы по суху, и вышел на другой берег. В удивлении я поклонился ему и спросил: «Что чувствовали ноги твои, когда ты шел по воде?» Старец отвечал: «Пяты мои чувствовали воду, а прочее было сухо». Таким образом не раз переправлялся он чрез великую реку Нил.274
4. Однажды пошли мы к некоторому старцу. Когда мы были еще далеко, – солнце начало заходить. Старец, помолившись в себе, сказал вслух: «Господи! молю тебя: да станет солнце, пока я приду к рабу Твоему». Солнце остановилось и пребыло неподвижным, доколе мы не достигли келлии старца, к которому шли с целию получения душевной пользы.275
5. В скиту один из братий впал в согрешение и был отлучен от церкви иеромонахом – настоятелем.276 Когда брат выходил из церкви, тогда авва Виссарион встал и пошел с ним, сказав: «И я – грешник».277
6. Брат, живший с другими братиями, просил наставления у аввы Виссариона. Старец сказал: «Наблюдай молчание и не сравнивай себя с другими».278
Наставление существенно полезное. В общежитиях возникают смущения наиболее от сравнения себя с другими. Брату моему дана такая-то вещь; отчего и почему не дана такая же вещь и мне, говорит неопытный инок, и изгоняет святой мир из сердца своего. Чтоб избежать самообольщения и душевного расстройства, производимых сравнением себя с другими, должно постоянно содержать себя в образе мыслей (по-монашески: в мудровании), доставляемом смирением, а для этого должно постоянно бдеть над собою, – должно пребывать сосредоточенным в себе, а для этого необходимо наблюдать молчание.
7. Авва Виссарион сказал: «Когда пребываешь в мире и не ощущаешь в себе брани, тогда особенно смиряйся, чтоб не похвалиться спокойным и радостным состоянием, принадлежащим не тебе, и за похваление не быть предану брани. Часто Бог не попускает нам брани по немощи нашей, чтоб мы не погибли окончательно».279
8. Умирая, он сказал: «Монах, подобно Херувимам и Серафимам, должен быть весь оком».280
9. Однажды в Скит приведен был некоторый беснующийся. О нем совершили молитву в церкви, но бес не выходил, потому что был жесток. Клирики говорили между собою: «Что делать нам с этим демоном? никто не будет в состоянии изгнать его, кроме аввы Виссариона; но если мы будем просить его об этом, то он даже не придет в церковь. Вот что сделаем: он приходит в церковь прежде всех; посадим же беснующегося на его место; когда войдет авва Виссарион, встанем на молитву и скажем ему: «Авва! вели встать и брату»». Они так и сделали. Когда старец пришел рано утром в церковь, они встали на молитву и сказали о брате. Старец, не подозревая ничего, сказал брату: «Встань и поди отсюда», – и немедленно вышел демон из больного; больной сделался здоровым.281
10. Поведал о себе авва Виссарион: «Когда мне было двадцать пять лет, я пошел поклониться в Иерусалим и другие святые места и видел святого отца Герасима Иорданского. Когда же я возвратился в Александрию, – услышал о смерти его и о том как лев, рыкая, умер на могиле его. Услышав это, я возгорелся ревностию, расточил все имение мое, оставив за собою один участок земли, чтоб отдать его в женский монастырь, находящийся близ Александрии. Но прежде я пошел к отцу Исидору Пелусиотскому и поведал ему о намерении моем, говоря: «Авва! думаю, если Бог благоволит, отречься от мира, почему я расточил все имение мое, оставив один участок земли, чтоб отдать его в женский монастырь. Между тем один из сенаторов предлагает мне за этот участок семьдесят фунтов золота; продать ли ему или нет?» Старец отвечал: «Если имение стоит семьдесят фунтов, то отдай его за пятьдесят; взяв золото, пожертвуй его в монастырь постницам, – и будешь иметь великую награду от Бога и от человеков. Если же ты отдашь им имение, то ввергнешь их в молвы, в нерадение и леность; расстройство может дойти даже до распутства; словом сказать, ты ввергнешь их в погибельную пропасть». Я не обратил внимания на наставление святого старца и, возвратившись, поступил по усмотрению и изволению моему, отдал село монахиням, скрепив пожертвование письменным документом пред всем клиром, пред патриархом и игуменом. Потом я поместился в Скит и принял монашество. Проведши в Скиту шестнадцать месяцев, увидел себя в сонном видении ночью в Вифлееме на молитве. Церковь была исполнена света. В церкви находились мужи, певшие святолепную песнь, и некоторая, облеченная в пурпуровую одежду, Жена, красоты неизреченной. Меня объял страх, и я хотел уйти оттуда. Но вот, подходит ко мне один из упомянутых мужей и, воззрев на меня гневно, сказал мне грозным голосом: «Скажи мне, Евстафий, какой дашь ты ответ о женском монастыре, которому ты дал имение и тем прогневал Господа Бога? Я поражу тебя смертию, если не исправишь поврежденного тобою». Я сказал ему: «Господин! я отдал имение с рабами и чредами волов с целию оказать вспоможение монахиням, а не с тем, чтоб прогневать Бога». Тогда облеченная в багряницу Жена отверзла свои святые уста и сказала мне: «Чадо! Бог приял твое благое произволение; но диавол и ненавистник душ наших нашел в этом деле повод, чтоб уязвить души и тела монахинь. Если б было полезно монахиням имение, то Бог мог бы послать им серебро и золото проливным дождем и покорить в услужение города и села. Но это неполезно для отрекшихся от мира ради Царства Небесного. Они должны во многом поте и труде, в смиренномудрии и безмолвии приближаться к Богу, а не в чревообъядении, тщеславии и богатстве». Потом Она, простерши свою руку и указав мне на того, кто прежде беседовал со мною, сказала: «Это – Иоанн Креститель, учитель и наставник монахов. Хотящие пребывать в единении с ним должны последовать его житию и добродетелям». Креститель сказал Ей: «Госпожа и Матерь Господня! с того времени, как этот передал имение свое в монастырь, монастырь сделался никуда не годным. В нем не стало ни страха Божия, ни трезвения, ни рассуждения, ни умиления, ни труда, ни скромности, ни поста, ни бдения, ни сердечного сокрушения, ни истязания помыслов, ни чистоты, ни кротости». Тогда сказала мне святая Богородица: «Сын Мой! поди и исправь монастырь. В этом деле будешь иметь помощницею Меня». Потом, обратясь к Иоанну Крестителю, сказала: «Знаменуй сердце его крестным знамением, чтоб он очами ума видел врагов своих и не счел этого видения пустым мечтанием». Креститель простер свою правую руку и назнаменовал сердце мое знамением честного креста. Проснувшись и пришедши в себя от действия, произведенного видением, я немедленно взял посох мой и немного хлеба на путь неблизкий, пошел к авве Исидору и пересказал ему о бывшем мне видении. Старец сказал мне: «Не говорил ли я тебе, что владение землею, на которой устроено хозяйство, вредно для иноков, в особенности для инокинь. Если начнут мужчины часто приходить к постницам, чего требует хозяйство, то диавол не оставит тех и других без язвы. Не свойственно монахам, в особенности же монахиням, прилепляться к земным попечениям». Взяв с собою старца, я пошел к монахиням. Вошедши в церковь и помолившись, мы призвали первых стариц и сказали им: «Мы слышали, что один из приближенных царя имеет намерение прийти суда и взять участок земли, который я отдал вам, с тем, чтоб передать его в патриархию. По этой причине мы пришли предупредить вас об этом, чтобы вы рассмотрели, как вам поступить в этом обстоятельстве». Старицы отвечали: «Мы поступим так, как вы признаете полезным для нас». Я сказал им на это: «С приближенным царя я не имею возможности вступить в тяжбу. Но, если вы хотите, прежде нежели прибудет приближенный царя, продадим имение сенатору, желавшему купить его; вырученные деньги вы возьмите себе, а сенатор путь уже делается с приближенным царя, как знает». Инокини сказали: «Ваш совет основателен». Немедленно мы пошли и продали землю сенатору за шестьдесят фунтов золота; рабам, рабыням я дал свободу, а золото представил в церковь постниц. Когда мы вышли от них, я сказал авве Исидору: «Отец! едва было не погиб я по причине моего преслушания. Справедливо сказали Отцы, что не должно подавать милостыни женщинам». Авва Исидор отвечал мне: «Не говори этого, сын! Так думать грешно. Истину скажу тебе: если кто хочет подавать милостыню монахиням, пусть подает. Подающий милостыню им получит большую награду, нежели подающий милостыню слепым, хромым и прокаженным. Инокини – немощнейшая часть; они отреклись от мира ради Бога и не могут выходить, как мы, для продажи своего рукоделия и испрошения милостыни. Они опасаются выходить для исправления своих нужд, чтоб не погубить себя и других. Если они выйдут за ворота монастыря, то уязвляют себя или ближних; одно из двух случается непременно. Когда пустынная лань появится на полях, прилежащих селениям, – все сбегаются, чтоб посмотреть на нее; так, когда выйдет монахиня из монастыря, диавол устремляет к ней и больших и малых, в особенности если она молода. Не говорю этого о престарелых постницах, огражденных страхом Божиим: эти не уязвляются и не уязвляют. Но юные подвергаются многим бедствиям. Как лань, пораженная стрелою, если и убежит от ло
276
В обширной пустыне Скит были четыре церкви; каждая имела своего иеромонаха, который заведовал принадлежащими к церкви монахами.