— Зачесть могу не более двадцати. Сам знаешь, почему: что естественно — то моя прерогатива, время почти не имеет значения. Ставлю против этого синдром хронической усталости, или чёрную меланхолию, или диванную чуму. Поражает наиболее активную и перспективную часть населения. Симптоматика расплывчата, специфические лекарства отсутствуют, число прошедших путь до конца не определено, однако если присчитать матерей, уморивших своё дитя на почве депрессии родильниц, самих младенцев и одиночных самоубийц, получится тысяч сто-сто двадцать. Бью. Будешь оспаривать?
— Нет. Снова крыто.
«Нашлись те, кто научил меня, как сделать и чем снарядить оружие. Ничего особо шумного и громоздкого — примерно то же, что помогло в своё время истребить вампиров и оборотней. Спрашивается, были они, эти страшилища, на самом деле или просто олицетворение чьей-то нечистой совести?»
— Может быть, поставим на карту будущее, моя панна?
— Ты отступаешь слишком рано.
— Это тактическая уловка, чтобы приберечь главные козыри. Так что решишь?
— Ставь.
— «Фобос-Грунт» на днях вернулся назад. Приземлился то ли в Южной Америке, то ли в южной части многострадального Атлантического Океана и привёз вовсе не то, что ожидалось. Тому, что обременило его нутро, предпочтительней было бы находиться на солидном расстоянии от нашей планеты: и это вовсе не земля с марсианского спутника. Самый ядовитый космический зонд за всю историю человечества в качестве топлива использовал что-то невероятно эффективное. Когда планируется полёт на подобное расстояние, угроза здоровью людей и возможность крепко напакостить матери природе снимаются со счетов. Так работало, когда русские шли впереди планеты всей, так работает и поныне: только к своему родному населению приплюсовалось мировое сообщество. Тянет на… что дашь? Тысячи или десятки тысяч?
— Сколько пожелаешь. Ставлю против этого все прионные инфекции, кроме наследственной. Отличная бомба замедленного действия: прионы гораздо более жизнеспособны, чем все прочие существа, способны маскироваться и сопровождают человечество с начала его истории. Болезнь Альцгеймера — миллион умерших в год, двадцать процентов всех достигших критического возраста заражено вирусом. Коровье бешенство — около двухсот смертей. Диагностика затруднена, лекарств не найдено. Удалось остановить лишь каннибальскую болезнь Куру, или Смеющуюся Смерть, которая поражала небольшое племя в Новой Гвинее — смертей было от силы восемьдесят, в основном женщины и девочки, которые хотели родить в будущем добротное потомство. Вот еще бы люди поняли, что заставлять коров и овец употреблять муку из себе подобных, а потом самим есть их мясо — то же каннибальство, причём возведённое в квадрат, и оттого влечёт за собой сходную кару. Бью.
— Принято. Тебе не кажется, что ты слишком суммируешь ставки и излишне красноречива? Гляди, на прочее не будет чем ответить.
— Не тебе об этом беспокоиться. Ставь.
«Старомодная замочная скважина величиной с лесной орех пуста. Ключ то ли вынут, чтобы не захватили бородку клещами, то ли его нет вообще. Выстрелить прямо туда и заодно разнести дверь? Нечестно. Хотя хрен бы с ней, с честностью, когда на кону такие материи. С обеих сторон. Нет, с трёх: эти двое перекидываются естественными и насильственными смертями — бахвалятся сделанным? Меня же тревожит…»
— Ставлю. Авария на АЭС Фукусима — пятнадцать с половиной тысяч пострадавших от землетрясения и цунами. Годится?
— Сойдёт. Однако ты неточен: техногенную катастрофу поставил вровень с экологической. Кроме того, люди спохватились — стали закрывать атомные и водные электростанции и жечь сланцы. Сланцевый газ. Если они отыщут горючие граниты и базальты, что тогда станет с горами?
— Примерно то же, что с земными недрами. Опустошат, сравняют с землей и переселятся в заготовленные их трудом подземные пещеры. Каверны из-под выкачанной земной крови и вынутой плоти.
«Будущее человечества. В первый раз я заподозрил неладное двадцать лет назад. Ночью умирала моя бабушка по матери — уже и дыхание Чейн-Стокса появилось, и точечные кровоизлияния на коже. Почти все родные тогда собрались — любили её в семье. Пробило двенадцать. И тут агония замерла на какую-то долю минуты — даже не так. Замёрзла. Застыла на полпути. Тогда один из моих дядюшек сказал полушутя: «Именины Касьянов. В самом начале этого дня смерть бабки подбивает, сколько за четыре года народу забрала, вот и выходит людям в ту пору послабление. А нашему роду Касьяновых детей — особенно: уж поверь в такое. Виданное ли дело, чтобы Касьян в день своего святого помирал? На бабулю не смотри — она в дом со стороны была взята». А потом всё пошло как под гору».