— Вы больше не слагаете свои стихи? — Он слышал, что я был писателем.
— Скорее, сам разлагаюсь.
— Не смейте так говорить! — прогневался председатель пьянки. Когда шутку приходится объяснять, ирония обращается против самого шутника, ведь в глубине души подозреваешь — никакая это не шутка.
— Хочу посмотреть Тадж-Махал. Пирамиды. Панамский канал. Драконью пагоду, — снова нес он свое, никого не слушая, ни на кого не глядя. — Большое кругосветное путешествие, посмотреть все зараз. Есть такие туры. Круиз по Южным морям. Ревущие сороковые.
Даже в отсутствие Лайонберга мы в отеле говорили о нем.
— Ты ведь бывал в Африке? — спрашивал меня Бадди.
— Я жил там.
— Лайонберг туда собирается.
Кеола сказал мне, что Лайонберг заказал ему отдельную оранжерею для орхидей, очень сложную, с тройным скатом на крыше, с опрыскивателями и автономным климат-контролем.
— Тут говорят про ваш домик для орхидей, — намекнул я Лайонбергу при очередной встрече.
Он не услышал меня. Уставившись в пустоту, поднося к губам стакан, он сказал:
— Слыхали, богатые японцы кончают с собой, зажав шелковый галстук от «Эрме» в дверце «Мерседеса». Задыхаются где-нибудь на обочине.
Я не сразу нашелся, что сказать. Теперь Лайонберг смотрел прямо на меня, словно ожидая моей реакции на столь нелепый способ самоубийства. Наконец, я пожал плечами и пробормотал:
— Очень печально.
Его постоянные визиты после прежних, редких и церемонных, казались и странными, и утомительными.
— Теперь медом занимается Кекуа, — к чему-то сказал он. В нем клокотала энергия, одержимость всевозможными планами граничила с гениальностью. Он вернется на материк, займется виноделием в долине Напа, вложит деньги в компьютеры, будет жить на яхте в Марина-дель-Рей, нет, на ранчо в Монтане.
Может, все это были пустые мечты, но на них расходовались вполне реальные деньги. Лайонберг так погрузился в свои замыслы, что не мог обдумывать их на ходу. Присаживаясь то за рабочий стол в кабинете, а то и за столик в баре «Потерянный рай», он названивал, заказывал доставку по почте: костюмы от Армани, обувь от Феррагамо, сверкающие побрякушки и безделушки из «Шарпер Имидж». Вдруг он увлекся изделиями из титана: «Этот металл переживет ядерную зиму. Из него делают реактивные истребители». Он приобрел титановые часы «Омега», титановые очки от солнца, титановые клюшки для гольфа, даже велосипед из титана.
— Им сноса не будет.
А мне-то какое дело?
Заметив, должно быть, тень недоумения на моем лице, Лайонберг тут же сказал:
— Хочу стать писателем. Что это за жизнь?
— Кошмарная жизнь, когда пишется. Когда не пишется, еще хуже.
— Займусь этим в Мексике. Обзаведусь домишком в Сан-Мигель-де-Альенде, заодно выучу испанский. Буду рисовать, кататься на велосипеде для поддержания формы.
Еще он планировал гурманский тур по Италии, экскурсию по петербургскому Эрмитажу, научиться играть на фортепьяно и отбивать чечетку, изучать астрономию в Калифорнийском технологическом. Планы, планы — он обсуждал их со смаком.
— А любви вы отвели место в своем будущем? — спросил я.
Этот вопрос он расслышал.
— Я знавал многих красивых женщин. Все мои жены были прекрасны, — вздохнул он. — Но как уродлива бывает красивая женщина, когда она обидит тебя, сделает что-нибудь плохое. Да, у нее по-прежнему идеальные формы и правильные черты лица, однако от нее просто смердит. Видели вы эту девушку, Рейн?
— Бадди рассказывал о ней.
— Она собирается замуж. Я в восторге. У нее будет ребенок, — он и впрямь говорил довольным, немного покровительственным тоном. — Я готовлю ей восхитительный подарок.
Восхитительный подарок новобрачной — еще один замысел наряду с прыжками с парашютом, коллекционированием масок с реки Сепик[62], поисками новых экземпляров для собрания нэцкэ. А еще он мог бы увлечься виндсерфингом: «Я же еще не стар. Поеду на реку Колумбия, лучший серфинг в мире. Обзаведусь партнершей».
— Конечно, взять хоть меня, — подхватил Бадди. — Мизинчику всего двадцать четыре года. Это лучший секс в моей жизни. Потому что она психованная.
Лайонберг засмеялся. Бадди выпил в тот вечер больше обычного. Я уставал от экспансивности Лайонберга, от всех его планов, столь подробных, что мне приходилось все время напрягать внимание: то он в Мексике несется верхом на велосипеде с учебником испанского языка в руках, то собирает гроздья винограда или, глядишь, уже взмыл в небеса на воздушном шаре. Лайонберг пожертвовал губернатору изрядную сумму на перевыборы, но при этом заставил его выслушивать всевозможные прожекты — планы Лайонберга охватывали и будущее штата Гавайи. Почти каждый вечер он являлся в бар, и мы следили за ним, словно загипнотизированные, как за человеком, начертившим карту будущего и изрекающим пророчества.