Кто-то прокричал:
Чего проще прикинуться писателем среди людей, которые не умеют читать!
Другая реплика попала в «яблочко»:
Прикрывает лысину своей бейсбольной кепочкой!
Мог ли я ворваться в номер, положить конец этому безобразию? А если бы я попал не в ту комнату? Беседа могла происходить за любой из трех закрытых дверей. Терзаясь стыдом и яростью, я вышел на служебную лестницу, поднялся пешком еще на два этажа, в свой номер, где давно спали Милочка и Роз, и всю дорогу мне слышались приглушенные раскаты смеха, эхом отражавшиеся от бетонных стен.
На следующий день я полез в компьютер, чтобы выяснить имена обитателей этих трех номеров, и ничего не обнаружил. Все три номера пустовали. Как это понимать?
Раньше я жаловался на скуку и предсказуемость своей жизни в отеле «Гонолулу», на требовательность и навязчивость постояльцев. Бадди со своими приятелями оккупировал «Потерянный рай». Я нуждался в покое, крыше над головой, нетрудной работе, солнце, одиночестве. За это я платил тоской, подобной которой я не знал, — так томятся погребенные заживо. Теперь гостиница ожила, зазвенела пронзительными ночными голосами, и я боялся оставаться один, потому что в одиночестве я слышал все это:
Он жиреет.
Сразу видно, ему здесь не место.
Человек просто не умеет наслаждаться жизнью.
О да, он писал книги — в свое время!
Заметив, что с каждым утром я просыпаюсь все более мрачным, Милочка спросила, в чем дело. Я откровенно рассказал ей о слуховых галлюцинациях. Может, это Бадди меня разыгрывает? Милочка сказала, что я делаю из мухи слона, что я все равно что младенец и к тому же подаю плохой пример дочери.
— А если мне все это чудится?
— Какая разница, чудится или нет, — возразила Милочка. — Главное, они говорят правду.
Ошеломленный подобной логикой, я молча уставился на свою простодушную супругу.
— Ты сидишь и читаешь книги, — попрекнула она меня. — Надо жить!
Я не знал, что кто-то подмечает то, на что я сам не обращал внимания: читать для меня было столь же естественно, как дышать.
— Мог бы попрактиковаться в своей работе, — посоветовала она. — Приобрести больше опыта.
Что толку было удирать на пляж? Я брал с собой книгу — Милочка права, я всегда брал с собой книгу. Я сидел на солнце рядом с праздными людьми, сильно загоревшими женщинами и выдубленными жарой мужчинами, рядом со стриптизершами: молодые женщины с прекрасными телами, как правило, отдыхали до начала вечера, почти все они отращивали длинные волосы; рядом с небольшими, тесно сплоченными семействами, возившимися с припасами и игрушками. Тут же и бездомный бродяга с тележкой из супермаркета, нагруженной пластиковыми пакетами, — однако и у него был дом, здесь, на пляже, под пальмой, к которой он небрежно прислонился спиной, в этих битком набитых пластиковых пакетах имелось все, в чем он нуждался.
Пытаясь за что-то зацепиться, рассеять свои страхи, я позвонил Леону Эделю. Он пригласил меня на ланч в каноэ-клубе и внимательно выслушал повесть о бестелесных голосах.
— Больше смахивает на М. Р. Джеймса[65], чем на Генри Джеймса, — поставил он диагноз. — У Эдит Уортон есть великолепная история с голосами призраков. Разумеется, тут кстати вспомнить и Джилберта Пинфолда[66], но у него эти голоса оборачиваются почти клоунадой.
Мне нравилась его привычка соизмерять реальную жизнь с книгами и писателями. Я и сам раньше поступал так же, да отвык на скудных бескнижных Гавайях. Печатное слово когда-то служило мне источником энергии, внушало надежду, им поверял я свои чувства. За долгие годы, прожитые на островах, я начал понимать, что есть многое в творческом вымысле, что и не снилось небу и земле.
— Комедия призраков, самый мрачный жанр, — сказал я. — Во пережил нервный срыв.
Я признался Леону, что пытаюсь снова писать. В полной хлопот жизни управляющего отеля больше всего меня мучило то, что, отвыкнув от письменного стола, я не мог упорядочить свою жизнь. Отдавшись на волю хаоса, я разучился ясно мыслить, время бежало чересчур быстро, впечатления смазывались. Не записывая, я мало что запоминал, а понимал еще меньше. Пока я не вернусь к своей работе, я не сумею постичь острова, так и не буду знать, отчего чувствую себя здесь таким потерянным.
65
Монтагю Родс Джеймс (1862–1936) — английский поэт, литературовед, специалист по Средним векам.
66
Джилберт Пинфолд — главный герой романа английского сатирика Ивлина Во (1903–1966) «Испытание Джилберта Пинфолда» (1957), немолодой писатель, страдающий меланхолией и безуспешно ищущий исцеления в тропиках.