Использовав полтюбика мэйк-апа, Настя загримировалась и отправилась с Другом смотреть квартиру. Арчи знал об этом, но ничего не сказал гордо собирающейся Насте. Друг провел с ним беседу и посоветовал ему дать ей делать, что она хочет, и тем самым, может быть, изменить ее решение.
Перед тем как отправиться на осмотр single[17], они с Другом заехали в банк. Прождав в очереди, пока толстый, почему-то показавшийся им arm-dealer[18], мужик упакует свои пачки долларов в атташе-кейс и отойдет от прилавка, Настя протянула номер счета. Поиграв с компьютером, работник банка сообщил, что «Ваш муж, миссис, снял сегодня утром деньги. На вашем общем счету… четыре доллара». Настя нервно засмеялась.
— Ты видишь, Дружок, что я все-таки порядочней его. Ты ведь знаешь, я хотела взять только половину денег, а он взял уже. Все.
Друг дал Насте двадцать долларов, которые она оставила в залог менеджеру дома — религиозному, с пейсами, еврею. Ремонт в квартире был не закончен, но Настя решила все равно переехать через два дня. Менеджер только попросил ее отдать остальную сумму в понедельник, а в пятницу и субботу к нему с деньгами не приходить.
С Другом они съездили в телефонную компанию, и Настя заказала красный аппарат.
По TV опять шел «Даллас». Злодей в шляпе угрожал хорошему в шляпе. Настя подумала, что, может, она не понимает Америку, что такая она, может, и есть на самом деле. «Но в такую я не хочу!» — твердо решила она и почувствовала запах раскаленного металла. Она обернулась — Арчи стоял за ее спиной, и в руке у него была металлическая вешалка, изогнутая на конце — латинской «эн». Она действительно была раскалена докрасна. Левый рукав у Арчи был закатан выше локтя.
— Ты думаешь, я не люблю тебя, зайчик? Вот, смотри.
Настя не успела и слова сказать, как Арчи приложил раскаленное «эн» к тыльной стороне руки. Запахло паленым мясом, и Арчи, скорчившись и чуть присев, убрал от руки вешалку. Ожог был омерзительным. Настя вдруг подумала, что Арчи это сделал не только для нее, но и для своей «новой Родины» — русское «эн» она принимала бы за «аш». Ей совсем было не жалко шантажиста Арчи. Она дала ему пощечину, он успел выкрикнуть: «За что?!», и ушла в спальню.
Она могла поделиться только с Другом… Бедняга, он оказался между двух огней. Но Настя чувствовала, что он больше на ее стороне. Он стал отвлекать ее историей о Люське. Как раз вошел Арчи с перевязанной уже рукой. Он сел у зеркала — бледный, с грустными темными глазами. А Настя засмеялась — Люська нашла себе богача. Владельца куриной фермы. Она пригласила Друга на обед и продемонстрировала содержимое холодильника — в морозилке лежало шесть кур, на полках куриные ноги и шесть коробок, по десять в каждой, яиц. Настя смеялась, Арчи — бледнел. Она попрощалась с Другом и закрыла глаза.
— Зайчик, ну давай же поговорим. Не будь такой жестокой. Скажи мне, что я должен сделать, как измениться?
Настя лежала на кровати, поджав под себя ноги. «Зачем, зачем все это? Он мне не нужен — она взглянула на него — опять не бритый, в футболке с кругами пота под мышками, с черным почти ободком у шеи… Ему никогда не придет в голову бросить в стиральную машину свое грязное, вонючее белье. Свои трусы с пятнами кала на отвисшем заду или «семейные», в которых, даже когда они надеты под узкими джинсами, впечатление, что у него мошоночная грыжа!» Настя чуть не взвизгнула. А Арчи все сидел, раздвинув ноги, в протертых на «мошоночной грыже» джинсах. «Если бы я его любила, я бы ничего, ничего этого не замечала. А я ненавижу…»
— Я ненавижу тебя! Ненавижу! — закричала она ему.
Арчи вскочил и бросился на нее. Упираясь коленом Насте в грудь, придерживая ее руки своей левой, еще пахнущей паленым — «кур в венском пансионе еврейские женщины опаливали над газовыми плитами…» — промелькнуло в голове у Насти, — Арчи достал из тумбочки пистолет. Настя вместе с ним ходила покупать этот черненький небольшой пистолетик. На Ла Брея-авеню около Мелроуз. Только водительские права у него и спросили. Арчи приставил дуло к Настиному виску, а она все продолжала повторять, придушенным теперь голосом: «Ненавижу тебя, ненавижу!» Она очень близко видела лицо Арчи, его расширяющиеся зрачки.
— Я убью тебя сейчас, если ты не заткнешься!
— Ну и убивай! Я тебя все равно ненавижу! Все равно!