«Привет, друг мой Зинка. Надеюсь, ты уже поняла, что особенная. Но я не спешу тебя поздравлять с этим. Потому как тебе, как и когда-то твоим настоящим родителям, предстоит служить нашему неспокойному миру, нашей великой стране и Богу.
Организация, в которой состояли твои родители, выдающиеся люди, в которой состою и я, призывает своих дочерей и сыновей внезапно. Именно поэтому так неожиданно исчезли из твоей жизни мать и отец, а потом оставил тебя я. Призовет когда-нибудь она и тебя, и тогда, невзирая ни на какие личные обстоятельства, ты должна будешь встать в строй. Потому что есть что-то большее, чем жизнь одного человека – это существование всего человечества. А пока живи так, словно каждый день может стать последним. Люби, плачь, смейся и неси людям справедливость. И главное, знай, Зинка, я против грусти.
Надеюсь, свидимся,
Пусть я не дед тебе по крови, но бесконечно любящий тебя старый человек».
После обнаружения этой записки у Зины жизнь разделилась на «до» и «после». Нет, не так, как после постановочной смерти деда, она рухнула именно после этой записки. Разрушилась последняя константа в ее жизни – дед. Даже когда она думала, что он мертв – жили воспоминания о нем, об их совместной, такой родной и дорогой для Зины жизни, а сейчас и этого не стало, словно бы вся та ее жизнь была постановкой.
И вот теперь старая квартира, в которой Зина выросла, служила доказательством, что ей не показалось, и ее жизнь до двадцати одного года все-таки реальна. Был дед, были чаепития, вечерние занятия на кухне и очень много душевных разговоров, сидя в огромном кресле рабочего кабинета деда.
Поэтому сейчас ни о какой продаже квартиры и покупке новой речи не могло и быть. Квартира была больше, чем квартира.
Открыв на автомате дверь, Зина бросила ключи на тумбочку и хотела уже надеть тапочки, как замерла от ужаса. На стойке для обуви не было тапок деда. Они стояли тут уже пять лет, и это было законом. С них даже не вытиралась пыль. Они стояли немного не ровно, именно так, как он поставил их, когда вышел последний раз из квартиры, и никто не нарушал этот порядок вещей. Да и нарушить-то его было некому, Зина жила одна и гостей не жаловала. Она даже не могла вспомнить, когда кто-то был у нее последний раз. Из потока мыслей сформировался единственно верный вывод, и она громко сказала:
– Привет, Савелий Сергеевич. Какими судьбами?
Из кабинета вышел дед. Он сильно постарел и похудел. Пять лет сказались на немолодом уже человеке очень сильно, и сердце у Зины сжалось от жалости к нему.
– Ты можешь по-прежнему называть меня дедом, – предложил он, улыбаясь, как обычно, одними глазами.
– А тебя на том свете, смотрю, совсем не кормили, – выпалила Зина первое, что пришло ей в голову.
– Знаешь Зинка, я против грусти, – ответил ей Савелий Сергеевич и как-то виновато подмигнул.
Глава 2
Иногда мельком произнесенная фраза не только переворачивает жизнь одного человека, но и меняет ход истории. Мелочей не существует в принципе. Более того, к мелочам стоит присматриваться даже более тщательно.
– Владимир Леопольдович, – услышал он, как его вновь, десятый раз за последние полчаса окликнула помощница.
Алина Николаевна была девушка ответственная, но немного странная. Бывало, останавливалась как вкопанная и смотрела в одну точку, не реагируя на внешние раздражители, чем очень пугала людей и, в частности, своего шефа. В такие моменты казалось, что она вообще не здесь, а где-то очень далеко, ушла, оставив свое тело, как блондинка машину – плохо припарковав. Бывали и другие странности: Алина Николаевна вдруг начинала креститься и шептать что-то нечленораздельное, причем, насколько он мог понимать, это были не молитвы, и это, надо сказать, смотрелось пугающе в исполнении еще молодой женщины. Она не дружила ни с кем на территории отеля, а на ухаживания противоположного пола, будь то гость или коллега, всегда реагировала жестким отказом, при этом, как прочитал он в анкете, Алина Николаевна никогда не была замужем и, судя по ее реакции на мужчин, даже не собиралась. В целом это было странное поведение для девушки тридцати лет, довольно приятной внешности, но не самое критичное.