Она горстями опускает деньги девчонки в дырявый карман пальто, откуда они проваливаются в подкладку.
Она перейдет дорогу, подберет деньги, которые спрятала под одеялом, и тоже положит в карман. Потом с видом человека, решившего переночевать в отеле, пойдет по тротуару. Она пройдет под крылатой головкой. Толкнув вертушку и ощутив волну тепла, запах жаркого и подливки — таков вечный воздух отелей, — она уже не в состоянии различить фантазию и реальность. Ее никто не останавливает. Она идет по ковру, утопая в нем, как в густой грязи, мимо кресел, размером с нее, не меньше. Пока ее никто не останавливает. Конторка доходит ей до плеч. Та девушка говорит по телефону. В ярком свете она другая, деловая. Говорит очень громко, с акцентом, который отточен до стиля. Слова вылетают у нее изо рта, точно из точилки. Же представляет, что кто-то поработал над ними острыми фестонными ножницами; тонкие стружки неизвестного материала, откусанные острыми зубцами и осторожно снятые со слов служащей, плавно падают на пол и ложатся под столом у ее ног, как реплики персонажей старинных комиксов или религиозных полотен, написанных сотни лет назад.
Регистраторша нажимает кнопку на аппарате, убирает трубку от лица и поворачивается к Же.
Слушаю вас, говорит она.
А потом: А. Да-да. Итак, чем могу помочь?
Же прокашливается, сглатывает.
Хотите снять номер? говорит женщина. На одну ночь?
Же кивает.
Женщина опасливо оглядывается, сразу становясь моложе, неувереннее. Потом коротко кивает.
Итак, номер на ночь, громко произносит она. Конечно, мадам. Одну минуту.
Она барабанит по клавишам компьютера, задумывается, допечатывает. Потом нажимает кнопку. Где-то в коридоре звенит колокольчик. Же приготовилась бежать к выходу. Но все спокойно. Женщина поднимается и снимает со стены ключ.
Же подавляет клокочущий внутри кашель. Он рвет ей грудь, но она сдерживается. Положив руки на конторку, женщина ждет, пока Же станет лучше. Же, видит ее нагрудную табличку с надписью Л.А.Й.З. Она думает, а какое у нее полное имя?
Номер 12, говорит женщина. Завтрак входит в стоимость номера.
Лицо Же искажает паника, но женщина тихонько качает головой. И продолжает скороговоркой: по любому вопросу обращайтесь сюда, в регистратуру. Наш коридорный проводит вас до номера. Надеемся, вам понравится пребывание в отеле «Глобал».
Она протягивает ключ. Же берет. На нем брелок в несколько раз больше самого ключа. Он больше ладони и запястья Же вместе взятых.
Н хрн сб, говорит Же.
Лицо регистраторши озаряет луч восторга.
Второй этаж, говорит она с улыбкой.
Же в номере. Она лежит в ванной и смотрит на краны.
Яркие разноцветные бутылочки с шампунем и гелем для душа так похожи на пузырьки с детской микстурой, что она открыла одну и попробовала содержимое на язык, словно оно могло облегчить ей кашель. Она уже полюбовалась белизной полотенца, перехваченного картонным обручем с буквой Г, значит, «от Глобал». Где-то на далекой фабрике или мыловарне человек специально завернул мыло, чтобы перед мытьем его надо было развернуть, словно подарок. Рядом лежат ватные шарики, каждый в отдельной бумажке. При взгляде на эти шарики-одиночки Же стало грустно. А теперь она не может оторвать глаз от кранов.
Оба крана всегда ослепительно сияют. Каждый день кто-нибудь приходит и натирает их до первозданного блеска. В каждом серебристом изгибе длинных шлангов, в тупых рыльцах сверкающих ручек Же как в кривом зеркале видит себя в ванной, всю розовую, в пару, сжатую отражением почти в точку. Она пытается отнестись к этой карикатуре с юмором. Пигмей. Цирковой уродец. Но она знает, что смутный силуэт — не кто иной, как она сама, маленькая и несчастная.
У отверстия одного из кранов вода собирается, набухает в каплю и обреченно падает в полную ванну, где становится еще полноводнее. Струйки влаги сбегают у Же по лицу и по груди, разделяя ту же участь: падая, они сливаются с массой воды.
Же съеживается в своем конце ванны и видит, как съеживается отражение в кранах.
Вот это был кашель, всем кашлям кашель, лучше не бывает; но она дала себе волю лишь после того, как парень/мужчина в гостиничной форме, не поднимавший глаз всю дорогу по лестнице и по коридору, ушел, а она заперла дверь, оказавшись наедине с четырьмя стенами и ванной — целой комнатой за отдельной дверью. Оставшись одна в номере, она заурчала и рявкнула, как лев. Потом бросилась плашмя поперек роскошной кровати; ей было охренительно больно, наверное, именно так бывает при родах, подумала она. Она разродилась кашлем. Поздравляем! Счастливая мамаша двойни — соплей и слизи — издала смешок. Он отдается в ванной громким эхом, Же аж вздрогнула. Ей помог теплый кондиционированный воздух, щекотавший горло, как докторское перышко. Какой кайф — кашлять в комнате, где кроме тебя — никого, прокашляться всласть в тишине своего личного пространства, где некому пялиться (или не пялиться, что порой еще хуже). Что за дивное, упоительное наслаждение — вычерпать свои пожелтевшие гнилые внутренности, отправить из нутра в рот и выплюнуть, отхаркать в воду унитаза, услышав всплеск от падения, увидеть, как они тонут, и смыть прочь в никуда; вот это клево, честное слово; заперев дверь номера, она сразу стала колотить себя по груди, словно молотом по камню, дробя там все и выплевывая, решив отправить в чистенький унитаз для богатых побольше этой мерзости, и вот наконец ее одежда свалена на полу влажной грудой, а сама она, мокрая от струящегося пота, лежит в ванне ослабевшая, в изнеможении, мышцы ноют после взбучки, и все же оно того стоило.