Одна дама стоила того, чтобы поволноваться — Серая Дама.
Разумеется, Том не стал довольствоваться ничтожно коротким абзацем из «Истории Хогвартса» о её таинственной смерти, поэтому вознамерился выведать всё из первых уст. Интересовало его, в сущности, кое-что другое: утерянная Диадема — легендарная древняя реликвия, которую он грезил заполучить во что бы то ни стало.
Для начала Том умудрился косвенно сколотить себе репутацию «друга призраков», исправно здороваясь со всеми прозрачными обитателями замка, кроме Миртл Уоррен, и вступая с ними в скучные заупокойные беседы. Потом он два месяца словно невзначай попадался на глаза Серой Даме, на деле, часами поджидая её появления в пустых коридорах. Когда эта надменная молодая женщина оттаяла, и Том заметил верные признаки её благосклонности, он перешёл к делу.
Мало кто из учеников интересовался настоящим именем Серой Дамы, а имя у неё было весьма примечательным: Хелена Когтевран. Не менее примечательной оказалась и её горькая история, которой Том охотно посочувствовал, вовремя вздыхая и качая головой как раз тогда, когда это требовалось. Он умел напустить понимающий вид, Волшебная академия драматических искусств многое потеряла в его лице.
Восемнадцатый день рождения Том провёл в состоянии, близком к помешательству, ведь он получил свой заслуженный подарок — информацию. Исповедь Хелены Когтевран во многом определила его дальнейшие планы и устремления. С тех пор он активно налаживал связи в мире подпольного туризма и успел даже отыскать одного ценного специалиста в этом деле.
Далмат Фламер, мужчина с густыми чёрными бровями, был родом из Албании и знал эту маленькую страну как свои пять пальцев. Четыре. У него было четыре пальца на левой руке, потому что мизинец он потерял в результате расщепа. С тех пор Фламер пользуется исключительно порталами, и всё это Тому пришлось выслушать во время их долгой беседы в пабе «Одноногий циклоп».
Далмат был впечатлен столь живым интересом юноши к с своему прошлому. Албанец с гордостью рассказывал о маленьких и больших достопримечательностях родины и, в конце концов, дошёл до памятного камня, расположенного в Дубовой роще на юге страны:
— По преданию, на этом месте погибла какая-то знаменитость, — протянул он скрипящим голосом и добавил: — если я не ошибаюсь.
— Вы совершенно правы, — Том сидел на краю стула, прожигая собеседника пристальным взглядом.
Фламер прищурился и понимающе усмехнулся:
— Вы, молодой человек, явно что-то замышляете. Сорок галлеонов, и я в любое время обеспечу вам путешествие со всеми удобствами и без лишних глаз.
Так что да, дела шли неплохо, и сегодня был редкий, а точнее второй, случай, когда Том наслаждался собственным днём рождения.
========== Глава 5. Шах ==========
В тот день Том решил устроить себе настоящий праздник: взял выходной и заперся от всего мира в четырёх стенах.
Неокрепший солнечный свет полз по деревянному полу, а блаженную тишину нарушал разве что настойчивый стук в окно. Десяток продрогших от холода почтовых птиц одна за другой доставляли именинные подарки, что говорило о немалом авторитете получателя.
Некоторые из этих подарков были полезными, взять хотя бы нашумевший трактат под названием: «Магия друидов. Тёмные секреты Стоунхенджа» от Нотта.
Посылка Слизнорта, вопреки всем ожиданиям, разочаровала именинника больше всего: креплёная медовуха, которая, судя по виду, стоила не один галлеон.
«Деньги на ветер», — Том уложил дорогую бутылку в ящик с уверенностью, что ни при каких обстоятельствах не откупорит её. Разве что передарит кому-нибудь, кто оценит напиток по достоинству.
Лениво читая длинные и, наверное, искренние поздравления, Том в который раз вцепился взглядом в дату одного из писем: «31 декабря». Как бы ему ни хотелось просидеть в номере весь день, но выйти сегодня всё-таки придётся. Конец месяца означал лишь то, что настало время продлевать срок проживания в этом чудном месте.
К вечеру, накинув мантию, отсчитав тридцать пять золотых, Том привычным жестом запер дверь и обнаружил, что отель гудит, как растревоженный улей.
Вокруг царила праздничная суматоха, до сих пор обходившая двадцатый номер стороной. В холле поселился соблазнительный запах бифштекса и жареного гуся, Бонни подавала гостям пунш, а с хрустальной люстры ниспадала традиционная омела. На одном из столиков даже установили видавший виды граммофон, который жалобно насвистывал рождественский мотив.
Разрумяненная Гвен, завидев Тома, торопливо отложила стопку бумаг подальше в стол и поправила причёску.
— Уезжаешь? — выпалила та вместо приветствия.
Том не сразу понял, что она имела в виду. Может его отвлекала музыка, а может еловая веточка, вплетённая в пшеничные волосы.
— Пока не улажу свои дела, я никуда не уеду. Так что будь добра, предоставь мне заявку на продление, — распорядился он.
Гвен рассеянно поставила чернильницу, уронив по пути перо.
— Уже не дождёшься, когда избавишься от меня? — усмехнулся Том, принимая бланк и заглядывая в перепуганное лицо.
— Что ты! — возразила Гвен и добавила как-то путано: — Я подумала, раз ты не приходишь так долго, то… Ну, знаешь, может, мне стоило послать эльфов, чтобы разобраться с вещами.
Том покачал головой, не отрываясь от листка. Краем глаза он видел, как Гвен мяла пальцы и бесцельно переставляла вещи с места на место.
Приняв анкету и деньги, она в довершение всего задела серебристый звонок, который с шумом покатился по полу и уткнулся Тому в носок ботинка.
«Да что с ней такое», — пронеслось в голове, когда он левитировал звонок обратно на стойку.
Впрочем, его сейчас больше заботило нахлынувшее чувство голода. Жаркий запах бифштекса только мёртвого оставил бы равнодушным, поэтому Том решил не отказывать себе в прихоти, особенно в такой знаменательный день. Он был уже в центре зала, когда его окликнули:
— Том! — Гвен догнала на полпути.
Обернувшись, он нашёл её вид странным. Вернее сказать, более странным, чем обычно. По неизвестной причине она стояла перед ним, как провинившаяся первоклашка, и он невольно расправил плечи, став ещё выше.
— С днём рождения, — быстро сказала она и протянула стеклянный шар размером с яблоко.
Внутри вихрилось синее перламутровое вещество — не то жидкость, не то дым. Том свёл брови.
— Волшебное мерило, — опережая вопросы, пояснила та. — Измеритель настроения.
Он безмолвно смотрел, как шар в её пальцах стал лазурным, а потом опять потемнел, напоминая штормовое море.
— Мерило окрашивается в разные цвета и оттенки в зависимости от твоего душевного состояния. Попробуй, — Гвен вытянула руку и Том машинально принял подарок.
Шар, едва коснувшись ладони, вспыхнул тусклым оранжевым, а движение внутри замедлилось. Именно так выглядят апельсины не первой свежести.
— Ты в замешательстве, — констатировала Гвен.
Наверное, она привыкла к немногословности собеседника, потому что продолжала свою речь, не ожидая никакой реакции:
— Толкование всех цветов ты найдёшь здесь, — она добавила к подарку буклет с говорящей надписью: «Разберись в себе! Волшебное мерило от Баррана Скотта». — По словам создателя…
— Баррана Скотта? — уточнил Том, который уже принял всё это за неудачный розыгрыш.
Он спрятал Мерило в карман мантии как раз тогда, когда оно нагрелось и стало наливаться красным.
— Ну да, Барран Скотт, — Гвен казалась крайне серьёзной, — знаменитый, между прочим, шотландский целитель и изобретатель. Он утверждает, что в его руководстве собраны все возможные эмоции, кроме счастья. Потому что счастье всегда разное, оно скрывает в себе нечто более сложное, чем другие чувства.
Том хотел уйти, но словно прирос к земле. Гвен продолжала говорить, разглядывая пол: