За это время мы виделись всего несколько раз, и при встречах я всегда рассказывал ему о себе. Он интересовался моими успехами, ведь я был его питомцем, он учил меня разводить сады, выводить новые сорта плодов и делать из них джем, варенье и мармелад. Мы дружно смеялись, вспоминая, как однажды жулики украли у нас из мастерской несколько банок с вареньем и джемом и, должно быть, полакомились на славу.
Наша новая встреча не походила на прежние.
— Зови меня просто Селя, — сказал он, когда у меня по привычке вырвалось «господин учитель».
«Ладно, это нетрудно запомнить», — подумал я, не совсем, однако, понимая, почему он так хочет.
— Как твои товарищи по школе?
— Разбежались все кто куда, — ответил я.
— И хорошо сделали. Теперь не время учиться. Сейчас на очереди другие заботы, поважнее.
Я был несколько удивлен: ведь раньше он постоянно твердил о необходимости учиться дальше, а сейчас толкует совсем о другом.
Постепенно мы перешли к разговору об оккупации страны, о предательстве министров, приходе немцев и борьбе с ними, которая уже начиналась.
Стояла вторая половина июля сорок первого года… В Западной Сербии уже летели головы оккупантов. Мои товарищи из Валевского сельскохозяйственного училища ушли в леса. В Белграде участились случаи нападения на немецких солдат.
Здесь же, в Нише, на юге Сербии, было тихо. Немцев пока никто не трогал. Они спокойно разгуливали по городу, пили по вечерам пиво и развлекались. На улицах Ниша их было полно. По существу, Ниш в то время служил перевалочным пунктом, где немецкие солдаты отдыхали на пути из Греции и Македонии в Румынию и Советский Союз. Здесь расположился большой гарнизон. Немцы встречались буквально на каждом шагу.
Меня удивило, как много Селя знает о моей работе. Когда я сказал ему, что недавно приехал из Валева, он буквально поразил меня словами:
— Ты удачно переправил гранаты. Я могу только радоваться тому, что ты сделал.
Он взял меня под руку, и мы направились к ресторану «Ястребац».
— Зайдем, — сказал Селя. — Там можно без помех поговорить и пообедать.
В ресторане было безлюдно. Мы сели в угол и принялись за обед. Селя стал откровеннее.
Я передал ему все, что слышал о боях возле Валева и в Шумадии. Взволнованный собственным рассказом, я с горечью заметил, что у нас все спокойно, и спросил:
— Чего мы ждем, почему не начинаем?
Селя на мгновение задумался, потом пристально посмотрел на меня.
— Ты умеешь бросать гранаты? — спросил он, не сводя с моего лица испытующего взгляда.
Я сразу же понял, что он имеет в виду и что кроется за этим вопросом. Секунду я колебался. Если скажу, что не умею, тогда, конечно, кто-то другой будет бросать гранаты в немцев. Ну, а если сказать, что умею? Хотя мне никогда прежде не приходилось бросать гранаты, теоретически я знал это дело до тонкости. «Выдергиваешь чеку, ударяешь о металл или какой-либо твердый предмет. Граната начинает шипеть, тогда ты считаешь до трех и бросаешь ее», — вспомнились мне слова бывалых солдат.
Я посмотрел Селе в глаза и твердо сказал:
— Умею!
И после этого с нетерпением стал ждать, что он на это ответит.
Селя оставался серьезным и задумчивым.
— У тебя хватит решимости бросить гранату в группу немецких солдат и офицеров? — спросил он, внимательно глядя на меня.
Я невольно вздрогнул: ведь это было моей мечтой! Однако я ничем не выдал охвативших меня чувств и с деланным равнодушием сказал:
— Разумеется, хватит!
Селя помолчал.
— Принято решение совершить налет на немецких офицеров здесь, в Нише. Ты согласился бы принять в этом участие?
Он не сводил с меня глаз, следя за выражением моего лица.
Мне стало жарко. Кровь бросилась в лицо. Не знаю почему, я поспешил ответить; видимо, боялся, что он передумает или скажет, что пошутил:
— Да, согласился бы!
— Задание это серьезное, но я уверен, что ты его выполнишь. Место удобное… Потом легко можно скрыться…
Я внимательно слушал. Меня охватило волнение. Наконец-то мы начнем! На мою долю выпадет честь первым начать борьбу. Я буду бросать гранаты!
— Сейчас мы туда пойдем. Это недалеко отсюда, — сказал Селя.
Он подозвал кельнера, расплатился, и мы вышли на улицу. Миновали памятник, затем свернули вправо, к мосту через реку Нишаву.
Я подумал, что это, по-видимому, где-то на окраине города. Любопытство не давало мне покоя.
— Где же это место? — наконец не выдержал я.
— Вон там, сразу за Нишавой. Сейчас повернем направо, и ты увидишь, — ответил Селя с нарочитой небрежностью, внимательно глядя по сторонам. Мне показалось, что он опасается, как бы его не узнали.