— Дьявол с ними! Я от них далеко. Целыми днями одних овец и вижу…
— Не так уж ты далеко. Все мы близко от этой напасти, — ответил Черный.
Собаки успокоились, улеглись в сторонке и смотрели, как мы едим. При каждом взмахе ложки они поворачивали головы, провожая ее взглядом. Оставшийся кусок прои Черный бросил собакам. Один из псов поймал его на лету.
Старик рассказал нам о своем стаде. Он стал чуть помягче. Подозрительность его исчезла. Наконец он пододвинулся к нам вплотную.
Разговор с Черным явно заинтересовал его.
— Что же с нами будет, сынок? — спросил он.
Черный задумался. Видимо, подыскивал слова.
— После зимы весна приходит. Верно, старик?
— Верно.
— Ну а после рабства наступает свобода.
— Несчастная наша свобода! Кто нам ее даст? Вот один мой сынок служил в армии, а теперь в плен попал. Второй еле ноги унес.
Старик разговорился. Он был проницателен и, видимо, многое понимал. Когда он умолк, Черный принялся объяснять:
— Спрашиваешь, кто даст нам свободу? Ее нам никто никогда не давал. Всегда у нас брали. Свободу мы должны добыть себе сами. А сама по себе она не придет. Люди у нас еще есть.
— Побьют нас, сынок, фашисты. Голыми руками ничего не сделаешь.
— Всех не побьют! Весь народ не побьешь!
Старый чабан вздохнул. Кто знает, что ему вспомнилось. Может быть, молодость, войны. Или просто он подумал о кочевой пастушьей жизни.
— Вы еще молоды, ребята. Не знаете, что такое война. Потерянную свободу нелегко воротить.
Черному настроение старика пришлось не по душе.
— Запомни, старик, свобода сама не приходит. Мы должны за нее бороться. И другие нам помогут, если мы сами себе помогать начнем. Русские уже дерутся. А будем сидеть сложа руки — только хозяин переменится.
— Эх, Россия, Россия, — вздохнул старик. Я не понял, что означал его вздох и какую Россию он имел в виду.
Сидели мы долго. С гор потянул свежий ветерок. Как раз то, что было нужно. О плате старик и слышать не хотел.
— У меня такие гости редки, да еще в ночную пору, — сказал он.
Старик попрощался с нами за руку и пожелал счастливого пути. Собаки некоторое время прыгали вокруг нас, потом вернулись назад. Мы обернулись. Посреди загона, глядя нам вслед, стоял старый пастух. Мы махнули ему рукой. Он ответил.
— Забыли дорогу у него спросить, — вспомнил Черный, и мы дружно рассмеялись.
— Почуял старый, что мы знаем, куда надо идти, — ответил я.
Мы спускались по склону. В ночной тишине стрекотали цикады и глухо перезванивались овечьи колокольцы. Черный после долгого молчания сказал:
— Хороший старик.
— Ничего, — согласился я. — Долго вспоминать будем эту ночную встречу и молоко.
Я погрузился в свои думы. Мы спешили к дороге. Жажда нас больше не мучила, но усталость давала о себе знать. Веки тяжелели. Одолевал сон. Колени подгибались. Только вперед! Железная дорога и шоссе — наша следующая цель. Они уже недалеко.
Поезд прогудел где-то под нами. Стук колес словно придал нам силы. Да и близость дороги требовала осторожности. Редкие кусты, через которые мы шли, плохо прикрывали нас.
Вот и насыпь. Черный шел первым, слегка согнувшись, с пистолетом в руке. Вот он пригнулся еще ниже. Долго прислушивался. Потом мы снова двинулись вперед. На опушке, откуда уже хорошо было видно полотно, он замер. Встал на корточки и стал вслушиваться в звуки, доносившиеся справа. Шум нарастал, превращаясь в неясный гул. Из-за поворота к нам мчалась дрезина. Мы легли на землю, притаились в кустах. Не уменьшая скорости, она прогромыхала по направлению к Нишу. Времени на размышления не оставалось. В несколько прыжков мы достигли полотна. Слева и справа пустынно. Мы помчались вперед и в мгновение ока оказались на той стороне. Преодолели еще одну небольшую насыпь. Наконец все осталось позади. Впереди расстилались кукурузные поля и жнивье.
Мы снова тронулись в путь. Надо как можно скорее отойти подальше от дороги.
Летели часы. Мы уже были достаточно далеко от того места, где перешли полотно, и с трудом волочили ноги. Копны снопов, разбросанные по полю, так и манили. Я догнал Черного.
— А что, если немного вздремнуть? — я показал на копны.
Он повернулся. Глаза у него были совсем сонные. Он стал думать. Я продолжал уговаривать его.
— Ладно, — согласился он. — Все равно до рассвета реку не перейти.
Мы развалили копну. Прижавшись друг к другу, попытались заснуть. Тяжелые веки опустились сразу, но сон не приходил. Одолевали мысли. Трудно сказать, сколько длилось это состояние. В конце концов сон взял свое.