Мы двинулись в путь. Жажда продолжала мучить меня. Хотя бы каплю воды! Но ее не было. В домах просить было рискованно. Каждый из них полагалось незаметно обходить. Впереди я видел только спину Черного. Я дремал на ходу. Черный словно чувствовал тяжесть давившей на меня усталости. Время от времени останавливался. Брал меня под руку, и тогда мы вместе шли через виноградники по сжатым полям или по неокопанной кукурузе. Впереди — дорога и ночь, которая, казалось, не походила ни на одну предыдущую. Никогда я не чувствовал ночь, как сегодня. Таинственная и чарующая! Она укрывала людей. Наше ночное путешествие было началом долгих маршей. Этой ночью я испытал частичку новой, неизвестной и манящей жизни. Жизни, полной борьбы, походов, страданий, поражений и побед. О будущем можно было только гадать.
Давно уже прошла полночь. Усталость все сильнее напоминала о себе. Ноги поднимались и опускались механически. Колени подгибались. Мучила жажда. Большая часть пути осталась позади. Справа над нами, на горе, виднелись высокие мачты радиостанции. Слева тянулось ущелье. Оно переходило в окутанную дымкой долину, по которой проходила наша дорога. А еще дальше виднелись расположенные в этой долине села. Они были окутаны туманом. Раскидистые ивы и фруктовые деревья прятали их.
Впереди, на склоне, вырос загон с пастушьей хижиной. Мы переглянулись, подумав об одном и том же.
— Зайдем? — спросил Черный.
— Конечно. Может, есть вода.
Мы ускорили шаги в надежде утолить жажду. В такие минуты самая обыкновенная вещь превращается в неоценимую драгоценность.
Ноги ступали по невысокой мягкой траве. Луга были давно скошены.
Из пастушьей хижины с лаем выскочили два пса. В руке у Черного была палка, и поэтому их лай не очень волновал нас. В загоне ночевали овцы. Изредка на шее какой-нибудь из них позвякивал колокольчик. Собаки лаяли все яростнее.
— Эй, есть кто внутри? — крикнул Черный.
— Чего нужно ночью? — отозвался голос.
По быстрому ответу можно было судить, что пастух уже давно проснулся. Почти в то же мгновение он вышел. Это был пожилой человек. Босой, в рубахе и портах, в меховой шапке. В руке он держал крепкую дубину. Собаки, подбодренные его появлением, кинулись к нам, но он успокоил их суровым окликом. Смотрел он на нас с недоверием. Времена ведь были смутные, переменчивые. Всякое могло случиться. А он, стоявший далеко от всего этого, не очень тревожился. Берег лишь своих овец, и ничто другое его не интересовало. Однако подобные визиты не сулили ничего приятного.
— Чего тут шастаете? — спросил он.
— Заблудились мы, — начал Черный, — но дело-то даже не в этом. Дорогу ты нам покажешь. А вот водички у тебя не найдется?
Чабан с подозрением посмотрел на нас, держа дубину наготове.
— Нет у меня воды.
Меня словно треснули по голове этой дубиной. Значит, снова нужно идти вперед, и кто знает, когда мы напьемся. Чабан, удивленный нашим огорчением, молчал. Потом сказал:
— Молоко есть. Может, напьетесь.
Глаза у меня загорелись. Мысленно я уже пил его.
— Дай нам сколько можешь. За все заплатим, — проговорил Черный.
Старик вошел в хижину. Возился. Стучал чем-то. Гремели ложки. Через некоторое время он снова появился в дверях, держа в руках кусок прои[11], ложку и большую корчагу молока.
Я пил и снова начинал чувствовать силу. Выпил почти половину. Потом протянул корчагу Черному. Он тоже долго не мог оторваться от нее. Старик не сводил с нас глаз.
— Пейте. Молока хватит. А коли захотите, можно и кислого найти.
Однако мы уже утолили жажду. Чабан был гостеприимен.
Немного погодя он вынес нам крынку кислого молока. Мы накрошили туда прою. И пока мы ели, старик пристально наблюдал за нами. Сидел он чуть в сторонке, держа дубину поблизости. Крынка быстро пустела. Одновременно у нас менялось настроение. Силы возвращались.
— Вы не из города случайно?
— Нет, — ответил Черный, — из Матеевца идем.
Старик прокашлялся и завозился.
— Вечером в городе были взрывы. Интересно, что там произошло? — спросил он.
— Удивляться нечему. Пока немцы здесь, многое может случиться, — объяснил Черный.
— Дьявол с ними! Я от них далеко. Целыми днями одних овец и вижу…
— Не так уж ты далеко. Все мы близко от этой напасти, — ответил Черный.
Собаки успокоились, улеглись в сторонке и смотрели, как мы едим. При каждом взмахе ложки они поворачивали головы, провожая ее взглядом. Оставшийся кусок прои Черный бросил собакам. Один из псов поймал его на лету.
Старик рассказал нам о своем стаде. Он стал чуть помягче. Подозрительность его исчезла. Наконец он пододвинулся к нам вплотную.
Разговор с Черным явно заинтересовал его.
— Что же с нами будет, сынок? — спросил он.
Черный задумался. Видимо, подыскивал слова.
— После зимы весна приходит. Верно, старик?
— Верно.
— Ну а после рабства наступает свобода.
— Несчастная наша свобода! Кто нам ее даст? Вот один мой сынок служил в армии, а теперь в плен попал. Второй еле ноги унес.
Старик разговорился. Он был проницателен и, видимо, многое понимал. Когда он умолк, Черный принялся объяснять:
— Спрашиваешь, кто даст нам свободу? Ее нам никто никогда не давал. Всегда у нас брали. Свободу мы должны добыть себе сами. А сама по себе она не придет. Люди у нас еще есть.
— Побьют нас, сынок, фашисты. Голыми руками ничего не сделаешь.
— Всех не побьют! Весь народ не побьешь!
Старый чабан вздохнул. Кто знает, что ему вспомнилось. Может быть, молодость, войны. Или просто он подумал о кочевой пастушьей жизни.
— Вы еще молоды, ребята. Не знаете, что такое война. Потерянную свободу нелегко воротить.
Черному настроение старика пришлось не по душе.
— Запомни, старик, свобода сама не приходит. Мы должны за нее бороться. И другие нам помогут, если мы сами себе помогать начнем. Русские уже дерутся. А будем сидеть сложа руки — только хозяин переменится.
— Эх, Россия, Россия, — вздохнул старик. Я не понял, что означал его вздох и какую Россию он имел в виду.
Сидели мы долго. С гор потянул свежий ветерок. Как раз то, что было нужно. О плате старик и слышать не хотел.
— У меня такие гости редки, да еще в ночную пору, — сказал он.
Старик попрощался с нами за руку и пожелал счастливого пути. Собаки некоторое время прыгали вокруг нас, потом вернулись назад. Мы обернулись. Посреди загона, глядя нам вслед, стоял старый пастух. Мы махнули ему рукой. Он ответил.
— Забыли дорогу у него спросить, — вспомнил Черный, и мы дружно рассмеялись.
— Почуял старый, что мы знаем, куда надо идти, — ответил я.
Мы спускались по склону. В ночной тишине стрекотали цикады и глухо перезванивались овечьи колокольцы. Черный после долгого молчания сказал:
— Хороший старик.
— Ничего, — согласился я. — Долго вспоминать будем эту ночную встречу и молоко.
Я погрузился в свои думы. Мы спешили к дороге. Жажда нас больше не мучила, но усталость давала о себе знать. Веки тяжелели. Одолевал сон. Колени подгибались. Только вперед! Железная дорога и шоссе — наша следующая цель. Они уже недалеко.
Поезд прогудел где-то под нами. Стук колес словно придал нам силы. Да и близость дороги требовала осторожности. Редкие кусты, через которые мы шли, плохо прикрывали нас.
Вот и насыпь. Черный шел первым, слегка согнувшись, с пистолетом в руке. Вот он пригнулся еще ниже. Долго прислушивался. Потом мы снова двинулись вперед. На опушке, откуда уже хорошо было видно полотно, он замер. Встал на корточки и стал вслушиваться в звуки, доносившиеся справа. Шум нарастал, превращаясь в неясный гул. Из-за поворота к нам мчалась дрезина. Мы легли на землю, притаились в кустах. Не уменьшая скорости, она прогромыхала по направлению к Нишу. Времени на размышления не оставалось. В несколько прыжков мы достигли полотна. Слева и справа пустынно. Мы помчались вперед и в мгновение ока оказались на той стороне. Преодолели еще одну небольшую насыпь. Наконец все осталось позади. Впереди расстилались кукурузные поля и жнивье.