Это было прекрасное время. Я скользил по жизни, глядя на нее глазами того, кто прислуживает, но остается невидим. Сезару Рицу, «королю всех владельцев гостиниц и владельцу гостиниц для королей» и основателю империи «Ритц-Карлтон», приписывают такую фразу: «Людям нравится, чтобы им прислуживали, но незаметно». Если гость предпочитал грубить и кричать приказным тоном, я был любезен, быстро кивал и эффективно улаживал проблемы. Если гость хотел показать, что мы друзья, называл меня по имени и рассказывал об уличном артисте, которого он видел накануне вечером на Бурбон-стрит, я опирался локтем на стол, клал на руку подбородок и слушал, смеясь тому, что точно такое же описание того же уличного исполнителя слышал вчера от другого гостя.
Я был бесконечен. Я был всем для всех. Безупречная форма. Исключительный сервис. Сверхурочная работа.
Я научился остужать гнев.
Я научился брать всю вину на себя и улыбаться.
Мы упорно трудились всю мягкую нью-орлеанскую зиму, во время сезонного спада, что позволяло мне сосредотачиваться на каждом разговоре с клиентом и совершенствовать владение системой. Потом весна окончательно вступила в свои права, пьянящий аромат цветов почти заглушил тяжелый запах невоздержанности, доносившийся из Французского квартала, а Марди Гра – главное туристическое событие Нового Орлеана – проверило нас на прочность.
Марди Гра – пожалуй, самое неверно толкуемое явление в мире. Когда люди думают о нем, то представляют себе, эээ, сиськи. Сиськи и бусы. Это так же верно, как решить, что остров Манхэттен – сборище богатеньких ублюдков, посетив один только Верхний Ист-Сайд. Или, сойдя с поезда N на остановке «Канал-стрит», решить, что весь город заполонили китайцы. На Марди Гра, без сомнения, можно увидеть обнаженные бюсты, но только на очень маленьком отрезке Французского квартала, на одной улице. Остальная часть города в это время года – само очарование. Это время семейных прогулок (когда все люди становятся родственниками), парадов и многолюдных праздников жизни и, самое главное, это время выходных. И, да, выпивки.
– Хочешь присоединиться к нам для возлияний, Томми? – вежливо спросил меня посыльный Гордон, истинный южанин, высоченный, худой, шумный, веселый и очень добрый.
– Я не пью.
– Мне надо выпить. Достала эта работа, – признался Марк, другой посыльный; чернокожий, очень молодой и постоянно недовольный своей должностью.
Денег ему было недостаточно; полагаю, перетаскивая туда-сюда сумки, он чувствовал себя человеком второго сорта. Большинство людей мирились бы с гораздо большим ради тех чаевых, какие может заработать посыльный, но Марка откровенно унижали его обязанности. («Какая роскошная работа для парня… носить чемоданы за людьми и ждать чаевых» – Холден Колфилд.)
Мы снимали бейджи, переодевались и выходили через служебный вход, прямо во Французский квартал. Поскольку приближался праздник Марди Гра, бусы красовались на всех, от поваров из «Макдоналдса» до дворников и бездомных. Еще один редко упоминаемый эффект бус: они объединяли нас всех. Мы стирали с себя серьезность, надевая дешевые яркие пластмассовые шарики.
Пятеро посыльных, швейцар Сэнфорд и еще трое сотрудников рецепции ввалились в бар «Алиби», питейную точку на западной окраине квартала.
Напитки: стоят копейки.
Клиентура: часто с бейджами и/или в фартуках (официанты ближайших дорогих ресторанов приходили сюда, чтобы потратить доллары на видеопокер, покурить, выпить текилы и вообще с максимальной пользой провести свой пятнадцатиминутный перерыв).
– Что будешь пить, Томми? – спросил Сэнфорд.
– Просто газировку или вроде того. Я не пью.
– Ты, что ли, никогда не пил? Вообще?
– Мне жаль людей, которые не пьют, – протянул Гордон. – Лучшее, что происходит с ними за весь день – это когда они встают по утрам. Фрэнк Синатра.
– Я пил, когда был моложе. В старших классах.
– Правда? И что же?
– Виски.
– Джек?
– Джек.
– Так, значит. Лиза, ангел, четыре «Хайнекена», пять «Абита Амбер» и порцию «Джека» для этого паренька. Этот чувак прет все выше и выше.
И вот напиток – прямо передо мной. У меня был только один выход. Я опрокинул стопку – и вылил его в себя, крепкий и приятный.
– Нет, нет. Я знаю, я не видел этого. Томми, ты только что выпил? Это был «доктор Пеппер»?» – спросил Перри, войдя с улицы и садясь на стул рядом со мной. Ему не пришлось даже смотреть на барменшу: она тут же открыла и поставила перед ним две бутылки «Хайнекен».
– Уххх. – Мое горло все еще горело от ожога. – Ага.