Точнее, помывки.
Команда Корзуна выстроилась вдоль стен отеля и из брандспойтов поливала толпу фанатов, не особенно заботясь о том, чтобы не пострадали милиционеры.
Толпа смешалась в один мокрый, жалкий и визжащий комок. Лошади вставали на дыбы, милиционеры перебежками неслись к выходу, а толпа фанатов прыгала под жесткими струями, выкатив от восторга глаза и скандируя захлебывающимися голосами:
– «Treasure»! «Treasure»! «Treasure»! «Treasure»!
Впрочем, под напором воды толпа отступала.
Чарли только добежала до машины, но и этого хватило – она с головы до ног тоже была мокрая. Брызги стояли над площадкой перед отелем плотным шаром – не промокнуть было невозможно.
Но Чарли это только развеселило.
Она завела мотор и вдавила педаль газа. Машина рванула с места, чуть не влетев в джип, въезжающий в ворота.
Глава 41
С 3 до 4 часов дня
Пришлось включить печку, но до отделения милиции Чарли доехала уже сухой.
Чарли знала два стиля поведения в милиции. Первый – русский. Это просто – привет, козлы, ну чего вы тут наваляли? Вань, сгоняй за виски. Сейчас мы все наши проблемы в градусах утопим.
Второй – американский. Добрый день, прошу вызвать консула, адвоката, предоставить моим подопечным переводчика, нормальные условия проживания и отменное питание. Вы не согласны – я обращусь в гаагский Международный суд.
Чарли были доступны оба стиля, более того, она оба уже испробовала. И надо сказать, что первый действовал куда эффективнее второго.
Однако – противно было. Поэтому Чарли изобрела свой стиль. И назвала его – «Союз» – «Аполлон». Некий гибрид американского и русского.
– Добрый день, будьте любезны, мне бы полковника Сычева.
– А че надо?
– Если ты поднимешь свою задницу от табурета, он тебе объяснит… Господин Сычев, рада вас снова видеть.
– А, заходи, заходи, Чарли. Быстро ты прискакала.
– Дела, дела…
– Все ты в делах, надо же когда-то и отдохнуть.
– Это на том свете.
– Тьфу, типун тебе на язык.
– И что там натворили эти янки?
– Да вот подрались. В номере твоем бардак устроили, мебель поломали.
– Вот придурки. Ну да ладно, простим их на первый раз. А, полковник?
– Это… как его… Тут проблема. Они, понимаешь, телегу накатали на чеченов твоих. Надо разобраться. Кто там виноват – черт поймет.
– И надолго это разбирательство?
– По закону – три дня имею право держать.
– Три дня? Прошлый раз было – сутки.
– Так то прошлый.
– Ну если оптом – по пятьдесят долларов сутки, идет?
– Это… как его… Тут не так просто. Чечены тоже телегу накатали. Мол, напали эти на них, избивали цинично, издевались и оскорбляли национальное достоинство.
– Покажи.
– Не положено. Материалы следствия.
– Хорошо. Семьдесят долларов сутки. Идет?
– Это… как его… Ты не торопись. Ваш Карченко сказал, что предоставит список убытков, а вот с кого их стребовать?
– Сто.
– Это… как его…
– Слушай меня, полкан, больше ста я не дам, как ты ни вертись. Если мало, я тебе добавлю. Кассетка, где ты в нашем баре долларами швыряешься и девочек поливаешь вином, у нас хранится, помнишь? Я почему тебе вообще бабки предлагала? Из уважения. Но ты не стоишь уважения. Поэтому я тебе вообще ничего не заплачу. Гуд-бай.
– Да постой ты! Сразу – гуд-бай. Я тебе просто проблему очертил.
– Где они?
– Они отдельно у меня содержатся.
– Ну и веди их сюда. Только быстро – у меня времени в обрез.
Сычев выскочил из кабинета.
Чарли вынула сто долларов и положила ему в палку на столе.
Через минуту Пэт и Рэт стояли перед ней, глядя побитыми щенками.
– Там твоим детишкам на игрушки, – небрежно кинула полковнику Чарли.
– Спасибо, спасибо, мисс Пайпс. С тобой приятно иметь дело.
– С тобой тоже.
Чарли шагнула к выходу, но дверь распахнулась сама – на пороге стоял Шакир.
Увидев Чарли, он на секунду замер, а потом – это было для Пайпс шоком – отступил в сторону, пропуская ее.
Это увидел и Сычев.
Когда Чарли уже торопилась по коридору к выходу, она слышала, как полковник орал в своем кабинете:
– Понаехали тут, черножопые, свои порядки устраиваете?! Ни хрена! Отсидят твои джигиты, как положено. Телега на них имеется. И нечего мне тут деньгами перед носом махать. За взятку должностному лицу отдельно ответишь!…
Чарли даже приостановилась.
Нет, что-то случилось.
Сычев тоже больше не боялся чеченцев…
Выручив контролеров, Пайпс оставила их до обеда, взяв торжественное обещание, что к шести они будут в своем номере.
Благодарные Пэт и Рэт чуть ли не руки ей целовали, но она посоветовала им сначала хорошенько вымыться или, еще лучше, попариться в бане.
– А зачем?
– Вам там не встречались такие маленькие насекомые, пахнущие бренди?
– Да. Нам про них теперь все известно.
– А вот мне они не нужны.
Пэт и Рэт решили, что бани с них сегодня достаточно. Обойдутся и простым душем. Впрочем, одежду они тут же сдали в прачечную, а сами надраивались на совесть.
А Чарли помчалась в офис. До собрания акционеров оставалось немного времени.
А ей еще переодеться.
О том, что она скажет акционерам, Чарли уже не думала, она на все махнула рукой – будь что будет.
Глава 42
С 4 до 5 часов вечера
Ежегодное собрание акционеров…
Ну что сказать?
Это долгожданная премьера, это молодой любовник, наконец решившийся попросить руки и сердца, сеанс психотерапии, шоу Дэвида Копперфильда, праздник труда, вскрывшиеся почки на деревьях, итог жизни, мечты о светлом будущем, экзамен на половую зрелость… Впрочем, все на свете похоже на все на свете. Только ежегодное собрание акционеров ни на что не похоже.
К нему готовились задолго. За месяц, нет, за полгода. Да что там, к ежегодному собранию акционеров начинают готовиться на следующий день после предыдущего.
Но нынешнее должно было стать всем вышеперечисленным, еще многим неперечисленным и возведенным в квадрат, в куб, в самую высшую степень.
Еще года три назад Чарли точно знала: никогда не храни все яйца в одной корзине, на одну карту не ставь все, никогда не говори «никогда».
Но это было три года назад, а сегодня американка Чарли забыла все эти премудрости и оставила себе одну, но очень славянскую, интерпретируемую несколько взрывоопасно: или пан, или пропал.
Она знала, что будет одна против всех. Даже против тех, кого любит. Она знала, что, проиграв, сможет побарахтаться еще от силы месяц-другой, а потом с позором укатит из этой разодранной и раздираемой страны, чтобы больше никогда сюда не соваться.
Силы она рассчитала заранее, но сейчас, перед самым началом, проверяла еще раз. Это было просто: если, перед тем как подняться в зал, люди заходили к ней поздороваться, приложиться к ручке, да даже просто заглядывали в ее кабинет, спросить: вовремя начинаем? – она была уверена: эти за нее. Если же сразу поднимались в «Композиторский» – а сегодня решено было там собрать ежегодное «аутодафе», – значит, настроены колюче, если не динамитно.
Чеченцы, конечно, не пришли, а вот сибирский мужик, которого она с особым трепетом ждала, оказался не расположен здороваться с Чарли. Московские банки тоже гордо продефилировали мимо. Значит, все как она и предполагала.
Сорок пять у нее, сорок пять у них, и десять болтается посредине, как цветок в проруби.
Чарли знала грубую русскую интерпретацию этой поговорки, но почему-то из суеверного страха боялась даже подумать, что сибиряк может оказаться дерьмом.
Когда часы показали без пяти четыре, Чарли встала, загасила сигарету, сунула в карман мундштук, под мышку – папку с документами, взглянула на себя в зеркало, вздохнула, как пловец перед прыжком, и шагнула к двери.