— Я получил приглашение на сегодняшнюю вечеринку в банкетном зале. — Наш отец смеётся и делает глоток вина. — Не помню даже, когда последний раз бывал на подобных торжественных мероприятиях. Скорее всего, это была моя свадьба.
Я опускаю глаза на белую льняную скатерть. То, как он сказал это, — словно его совместное с мамой прошлое было какими-то обыденными воспоминаниями — причиняет боль. Я жду реакции Дэниела.
— Ты собираешься пойти на вечеринку? — с напряжением в голосе спрашивает он отца. Дэниел явно раздражён упоминанием мамы, но, как обычно, предпочитает пропустить это мимо ушей. Если он не признает того, что она умерла, то сможет избежать боли. По крайней мере, именно так он однажды мне заявил.
— Да, подумал, выпью немного, — отвечает папа. — Ты тоже должен пойти. Наверняка ты тоже получил приглашение?
Дэниел морщится.
— Да, но не уверен, что мне там понравится. Ведь соберутся одни дряхлые старики, разве нет?
— Не только. — Папа смеётся. — Но я присоединюсь к представителям старшего поколения.
Он забавный. Я уже и забыла об этом. Дэниел улыбается, и внезапно я оказываюсь лишней в этом семейном союзе.
— А мне не прислали приглашения, — чувствуя себя ущемлённой, говорю я.
Дэниел усмехается.
— Наверное, ты кого-то очень разозлила.
— Ну и ладно. Я всё равно туда не собиралась. Что за радость всю ночь провести на какой-то чопорной вечеринке? А этот мужик за стойкой регистрации, Кеннет? Тот ещё придурок! Уж лучше я сама найду, чем развлечься.
Рука отца напряжённо сжимает бокал, и он делает глоток вина.
— Тогда, наверное, мне лучше предупредить обслуживающий персонал, — говорит он сквозь сжатые губы. — В твои развлечения входит и порча имущества.
Эти слова словно пощёчина, порция суровой реальности для того сказочного покоя, что мы обрели в этом отеле. Я быстро моргаю, униженная. Разозлённая. Отец начинает извиняться, но Дэниел бросает еду, вытирает руки о салфетку и отодвигается на стуле, как будто мы сейчас собираемся уходить.
Папа никогда не ждал объяснений о той вечеринке у нас дома, из-за которой и решил отослать нас с Дэниелом. А я решила, что он недостаточно волновался обо мне, чтобы объяснять ему что-то. Это было почти три недели назад, в субботу, на следующий день после моего дня рождения. Я в одиночестве сидела на кухне, когда Дэниел вернулся домой и принёс какой-то яблочный мини-пирог, который швырнул мне, как футбольный мяч.
— С семнадцатилетием, — улыбнувшись, поздравил он, обнимая одной рукой какую-то девицу, которую притащил с собой домой. Она, вся такая из себя высокомерная блондинка, щёлкнула жвачкой, совершенно не впечатлённая моим существованием. Я, конечно, его поблагодарила, потому что Дэниел всё-таки вспомнил про мой день рождения, в отличие от отца. Он уже три дня подряд допоздна оставался в своём офисе, и я начала сомневаться, что он вообще станет возвращаться домой.
Когда мой брат ушёл, я поднялась в спальню родителей и села на кровать. Наш дом был вычищен от воспоминаний о маме, даже от её запаха. Всё, что осталось, — это несколько фотографий, которые стояли на каминной полке в гостиной. Я ждала там до самой темноты, но отец всё никак не возвращался.
В кармане завибрировал телефон, я вытащила его и увидела, что это снова звонил Райан. Я до сих пор не понимаю, почему он оставался со мной. Я так и не отважилась признаться ему, что больше не люблю его, но он и так должен был заметить. Вместо этого он обращался со мной как с заболевшим ребёнком — его любовь была как куриный бульон для моей одинокой души. И казалось крайне жестоким бросать его именно в тот момент. Так всё могло закончиться тем, что я бы вышла за него замуж. Был только один выход примирится со смертью мамы. «Я хочу устроить вечеринку, — написала я ему, не желая разговаривать. — Можешь помочь?».
В день моего рождения Райан пропустил школу и накормил меня завтраком у себя дома. Я весь день делала всё механически, с пустым сердцем. Порой я задумывалась, могла ли безоговорочная любовь Райана подавить меня.
«Кого мне пригласить? Эй, ты в порядке?» — таким был его ответ.
«Нет. И пригласи всех».
Я не стала ждать, пока он ответит, и пошла к себе в комнату, чтобы взять чистую одежду. Следующие сорок минут были размытым пятном из-за пара в душе и слишком большого количества туши на ресницах. Я хотела забыть этот вечер. Забыть его. Забыть себя.
Вечеринка была в самом разгаре, громкая и развязная. Я оказалась на диване с каким-то незнакомцем и смеялась. У него были лохматые чёрные волосы и тяжёлый парфюм. Он положил свою ладонь на моё бедро. Я послала его на хер. И тут появился Райан, завязалась драка. От восхитительной смеси алкоголя и чувства опасности у меня кружилась голова, и я просто стояла и смотрела — даже ни разу не попросив их остановиться.
Диван перевернулся, вместе с ним и приставной столик, лампа упала на пол. Райан держал парня за воротник и бил его по лицу. Я никогда ещё не видела его таким злым, и в тот момент меня озарило — он злился на меня, очень. На то, что я его оставила.
— Райан? — слабым голосом позвала я. Чувство вины, боль, скорбь — всё это прорвалось наружу. Должно быть, тон моего голоса напугал Райана, потому что он тут же повернулся ко мне, в его глазах был страх. Незнакомый парень воспользовался тем, что Райан отвлёкся, и ударил его кулаком сбоку в голову, вырубив.
Застыв на месте, я наблюдала, как он падал — сначала пола коснулось его массивное плечо, а потом с глухим стуком опустилась голова. Всё вокруг затихло, и только на заднем плане играла песня… что это была за песня? Какая-то из маминых любимых.
Когда Райан не двинулся, народ начал тревожно перешёптываться, некоторые сразу же ушли. Парень, какой-то левый грёбаный мудак, сплюнул на моего бойфренда. С ненавистью глядя на меня, он вытер кровь с подбородка.
— Шлюха, — проговорил он, хотя мой отказ ему противоречил этому утверждению.
А потом парень смахнул с каминной полки все рамки с фотографиями, и они полетели на пол. Разбились на мелкие острые стеклянные осколки и клочки бумаги. Я застонала и упала на колени, все фотографии моей мамы были уничтожены.
Всё рушилось. Мне нужна была мама. Я закричала об этом; кричала оставшимся гостям, которые таращились на меня выпученными глазами.
— Мне нужна моя мама! — вырывая волосы на голове, безудержно орала я так громко, что полопались сосуды в глазах.
И тут вошёл мой отец. Мы никогда не говорили о том, что произошло. Он никогда не спрашивал, как я себя чувствовала.
— Отлично, папа, — говорит Дэниел с противоположного конца ресторанного столика. Он бросает салфетку на свою тарелку с едой, подходит ко мне и тянет меня за локоть. Я моргаю, по щекам катятся слёзы.
— Я не хотел, — искренне произносит отец. — Одри, прошу тебя…
— Приятного ужина, — отвечаю я дрожащим голосом и позволяю Дэниелу вывести меня из ресторана.
Уже в вестибюле, мой брат сгребает меня в объятия, да так крепко, что тяжело дышать. Потом он меня отпускает.
— Ох, ничего себе, — вытирая слёзы с лица, говорю я. — И спасибо.
Дэниел кивает и оглядывает вестибюль, словно понятия не имеет, что теперь со мной делать.
— Он не знал, — тихо говорит брат. — Я стараюсь не винить его, потому что он не понимал, что ты тоже умирала.
— Он не спрашивал.
Старая боль искажает черты лица Дэниела. В ту ночь меня спас он. Это мой брат, который вошёл в дом сразу за отцом, отвёз нас с Райаном в больницу, чтобы разобраться с его сотрясением. После того случая Райан едва мог смотреть в мою сторону, словно он увидел или услышал во мне то, что его напугало. И в итоге Дэниел был единственным, кто вообще смотрел на меня.
Мой брат опускает голову.
— Может быть, когда-нибудь ты расскажешь папе об этом.
— Может быть, — бормочу я и грустно улыбаюсь.
В фильмах всегда есть такие моменты, где герои выясняют, что они не понимали друг друга, что произошло недоразумение. Но не в реальной жизни. В реальной жизни очень сложно сказать кому-то, что ты его больше не любишь. И ещё сложнее сказать своему отцу, что не знаешь, как жить дальше. Моё горе украло мой голос.