Элиас зажимает в кулаке мою футболку, словно уже больше не в силах ждать ни минуты. Он склоняется ко мне, но, когда его губы почти касаются моих, в другом конце комнаты звонит телефон. Звук напоминает сигнал тревоги, и мы с Элиасом бессознательно отпрыгиваем друг от друга.
Телефон звонит снова, всё громче и громче, мне даже приходится закрыть уши ладонями. Элиас подскакивает с дивана, механической походкой пересекает комнату, хватает трубку и бросает на меня виноватый взгляд.
— Что? — Его лицо бледнеет, он опускает глаза. — Да, я знаю.
Солнце взошло, еле пробиваясь сквозь верхушки деревьев. Я была поглощена нашим «почти» поцелуем, чтобы заметить. Чары разрушены, внезапно приходит чувство, как будто сейчас шесть часов утра. От корицы остаётся меловое послевкусие, и мне хочется выпить воды.
— Мне нужно идти, — показывая на дверь, шёпотом говорю я. Элиас отрицательно качает головой, его рот начинает открываться, чтобы попросить меня остаться, но я отворачиваюсь прежде, чем успевает что-то сказать.
— Да, Кеннет, я понимаю, — рявкает он в телефонную трубку. А потом в его голосе звучит решимость: — Да.
Щёлкает дверной замок, когда я закрываю за собой дверь. В коридоре пусто и тихо, и мне становится неловко — одетая во вчерашнюю одежду, я крадусь в свой номер. И я совсем не ожидаю увидеть выходящую из лифта Кэтрин в эффектном платье, её завитые локоны начали распрямляться. Она останавливается как вкопанная и пялится на меня. Её глаза перебегают на дверь Элиаса, потом вновь на меня. Губы Кэтрин сжимаются, и на секунду мне кажется, что она бросится на меня.
Я тут же начинаю вспоминать всё, чему меня учили на курсах по самозащите. Ткнуть большими пальцами в глазницы, ударить по коленке. Но кого я обманываю? Мне никогда в жизни не приходилось драться. И моя угроза надрать Кэтрин задницу, если она обидит моего брата, была полной чушью.
— Хорошо провела ночь? — вместо нападения спрашивает Кэтрин.
Я открываю рот, но, честно говоря, не знаю, как ей ответить. Она смеётся над моим молчанием и разворачивается, чтобы снова зайти в лифт. Это что, чьё-то издевательство? Мне придётся ехать в лифте вместе с ней.
Номер Элиаса в четырёх дверях от меня. Я могла бы вернуться. Но, с другой стороны, мне не хочется, чтобы Кэтрин подумала, что пугает меня — пусть даже так и есть. И фууу, она всю ночь провела с моим братцем, так что не ей меня судить.
Я выдыхаю, вхожу в лифт и нажимаю кнопку тринадцатого этажа. Кэтрин тут же поворачивается ко мне, и моё терпение лопается. Я могла бы открыто поговорить с ней — попросить её оставить Дэниела в покое. Но это в некоторой степени сделало бы меня похожей на чокнутую. Пусть лучше такой меня видит только мой брат. Я, притворяясь скучающей, чтобы только не говорить с ней, счищаю лак с ногтей.
— Когда вы собираетесь уезжать? — как-то тоскливо спрашивает Кэтрин.
— В пятницу, — повернувшись к ней, отвечаю я. Дэниел был прав, её кожа словно из фарфора. Я невольно думаю о ней и Элиасе и гадаю, как выгляжу в сравнении с ней. — Нам нужно ехать. Мы с Дэниелом будем жить у нашей бабушки.
И как только эти слова соскакивают с языка, я тут же жалею о них. Ранимость в них причиняет боль.
Кэтрин чуть качает головой.
— Нет, — бесхитростно говорит она. — Не будете.
По моей руке пробегает холодок, сжимая моё горло. Её утверждение звучит больше пугающе, чем искренне, и, когда двери лифта открываются, я выхожу не так быстро, как мне бы хотелось. Оказавшись в коридоре, я жду, что Кэтрин последует за мной, но она смотрит на пол, потом на меня.
— Спокойной ночи, Одри. — Кэтрин улыбается, шагает глубже в лифт и исчезает за закрывшимися дверями.
Глава 9
Я, вздрогнув, просыпаюсь. Ночь переросла в утро, а утро того и гляди перерастёт в день. На прикроватной тумбочке стоит флакон с таблетками, и я выбираюсь из-под одеяла, чтобы взять его. Вновь читаю этикетку и качаю головой, а затем выбрасываю таблетки в мусорное ведро, куда они подают с глухим стуком. Я идиотка. Мой мобильник лежит рядом, и я беру его. На экране светится сообщение, что связь недоступна, но, по крайней мере, сейчас он включился. Что, вообще-то, странно, потому что я его не заряжала.
Я откидываюсь на подушку, и меня охватывает назойливое чувство потери. У меня трясутся пальцы, когда я нажимаю на иконку фотогалереи и нахожу альбом с названием «Нет».
Чтобы было проще справляться с горем, я собрала все фотографии с мамой, а также те, что напоминали мне о ней, и поместила их все в отдельный альбом. Я не могла удалить их, это было выше моих сил. Поэтому я назвала альбом «Нет», чтобы можно было остановить себя и не смотреть фотографии. Не залить слезами экран телефона. Не сорваться на уроке математике, потому что вдруг случайно увидела её улыбку — широкую и искреннюю.
— Не делай этого, — говорю я сама себе, страшась последующего наплыва воспоминаний. Мой большой палец завис над иконкой папки, над моим прошлым. Я шепчу: — Не смотри.
Не знаю, сколько времени уже я сижу вот так, застыв в одной позе, но вот мою руку начинает сводить судорогой. Я роняю телефон на постель и закрываю руками лицо, тело трясётся от сдерживаемых рыданий. Но сегодня новый день. А как сказал мне на похоронах Райан, «Каждый день — это подарок, Одри. Не теряй время зря».
Я замираю, слыша в ушах шёпот Райана. Это было не честно — то, как я обращалась с ним. Он заслуживал большего; думаю, он и сам это понимал. Но любил меня, а мы боремся за то, что любим, даже если это может нам навредить.
— Ты вот так просто уедешь? — спросил меня Райан, примостившись на краешке моей кровати, пока я собирала вещи. Его голова была опущена, как всё время с той вечеринки. У него было сотрясение, а над бровью всё ещё виднелся синяк. Его мучили головные боли, а правый глаз плохо видел. Доктора даже не были уверены, придёт ли его зрение в норму. И даже после всего этого он не мог меня отпустить.
— А что я должна сделать? — спросила я. — Убежать? Я же сказала тебе, скоро мы с Дэниелом что-нибудь придумаем. Я позвоню тебе. Дам знать, что со мной всё в порядке.
— А если со мной не всё в порядке? — спросил Райан. Я отвернулась от шкафа и встретилась с ним глазами. Он выглядел таким грустным, таким невероятно печальным, что мне захотелось просто исчезнуть — чтобы освободить его. Но я была слишком эгоистичной. Так что я подошла к Райану, встала перед ним и, глядя на него, положила руку ему на голову. Он наклонился ко мне, прижался щекой к моему животу и обнял меня за талию.
Я закрыла глаза и притворилась, что меня здесь уже нет.
— Я люблю тебя. — Это была ложь. Потому что мне не хватало мужества сказать ему правду: я перестала любить его много месяцев назад и, даже сбежав из Невады, никогда бы к нему не вернулась. Он никогда больше не увидит меня.
От этого воспоминания у меня скручивает желудок. Я заставляю себя встать с кровати и принять горячий душ, горячий настолько, насколько смогу вынести. Мне стыдно за своё поведение. Постоянно чувствуя боль сама, я, должно быть, причинила боль Райану. Но я никак не могла заставить себя любить его, как сильно бы мне этого ни хотелось. Сколько бы ночей я не плакала из-за этого. Я была самым ужасным, что случилось в его жизни.
Вода льётся на меня из душа и смывает мои слёзы. Некоторое время спустя я выхожу из-за занавески в прохладный воздух. Освежающий. Возрождающий к жизни.
Я не спеша одеваюсь, крашусь, высушиваю волосы. Все мои движения механические, лишь бы только не думать. Закончив, смотрюсь в зеркало — по-моему, я ещё никогда не выглядела так красиво. Вода в отеле «Руби» не жёсткая, как в Финиксе. Мои волосы стали гладкими, кожа нежной и мягкой. Даже не осознавая этого, я улыбаюсь.
Ключ от моего номера лежит на комоде, я беру его и отправляюсь вниз. Вчерашний ужин с папой был кошмарным, но сегодня новый день. И я не собираюсь тратить его впустую.