— Ооо, — вырывается из меня стон, и я опираюсь ладонью о стену, чтобы сохранить равновесие. Голову сдавливает словно клещами, так сильно, что затуманивается зрение. Всё становится похожим на сон. Я смотрю в сторону своего номера и вижу, как расширяются и сокращаются стены «Руби», будто дышат.
Отель пытается остановить меня? Не повернуть ли мне назад, к лифту? Но он так далеко, а я чувствую себя такой уставшей. Такой слабой. И вот опять — еле слышная музыка. Неспешное бренчание гитарных струн. Проникновенная мелодия, зовущая меня к себе. Я опираюсь о стену, испытывая неописуемую боль и полна желания убежать отсюда. Медленно повернув голову в сторону, вижу, как из-под двери номер 1336 струится свет. Тогда музыка играла оттуда, но потом остановилась. Если я не одна на тринадцатом этаже, то кто ещё здесь живёт?
— Эй? — зову я и, оттолкнувшись от стены, спотыкаясь, иду вперёд. Лодыжка подворачивается, и каблук на туфле Кэтрин ломается. Но я, заплетаясь, продолжаю свой путь вперёд, хотя моя правая нога под своим весом безжизненно волочится за мной. — Мне нужна помощь!
Но дверь никто не открывает. Вместо этого они прибавляют громкость — музыка звучит всё громче и громче, пока не начинает играть на полную мощность, заставляя дребезжать висящее на стене зеркало. Они, что, специально мне препятствуют? Да что это за люди, которые игнорируют зов о помощи? Они те, другие? Мне остаётся пройти мимо пары дверей, когда в голову приходит ужасающая мысль — а что если это Кеннет? Или какая-нибудь уловка самого отеля?
Но песня… эта песня так мне знакома! Температура воздуха вокруг начинает падать, с каждым вдохом становится всё холоднее. Вместе с этим, я ощущаю влагу на своей коже, а когда поднимаю здоровую руку, с удивлением обнаруживаю на ней капельки, похоже на росу, что собирается на траве ранним утром.
— Что? — бормочу я, не переставая идти вперёд до тех пор, пока не подхожу к нужной двери. И падаю на неё, потому что мои ноги в конце концов обессиливают. Я сползаю в забытьё; я ускользаю, и на меня обрушивается ужас.
— Я умираю, — вырывается из меня с выдохом, — я умираю.
Протянув руку за спину, я шарю в поисках дверной ручки, пока мои пальцы наконец не обхватывают холодный металл. Нажимаю на неё, но потяжелевшие веки мешают что-то разглядеть. Пульс стучит в висках. Но вдруг неожиданно дверь открывается, и моё тело падает на спину.
Глава 17
Мои веки, дрогнув, открываются, и мир перед глазами поначалу расплывается. Надо мной сияет свет — высоко-высоко в чёрном небе. Мне хочется спросить себя, где нахожусь, но раздаётся только бульканье, и я давлюсь. Повернув голову, сплёвываю кровь на тёмную землю. Пытаюсь сделать вдох, но мне не удаётся. И я снова сплёвываю кровь.
Мне холодно, и как только я осознаю это ощущение, меня накрывает таким сильным приливом боли, какой я ещё никогда не чувствовала. Всё моё тело охвачено агонией, словно меня сбросили с высоты в три этажа на асфальт. Простонав, я силюсь сделать вдох, стараюсь понять, что это за боль. И вот, где-то на заднем плане, снова начинает играть та самая песня. Только теперь я понимаю, что это за мелодия. Мои веки вновь начинают дрожать, и я вижу свет, только теперь впереди — два кругляшка света.
Очень трудно понять, что происходит, но вот, медленно, ко мне возвращаются ясность сознания и чёткость восприятия.
Моя рука зажата сбоку, под бедром, кость, кажется, сломана. Пальцы моей здоровой руки скользят по земле, касаясь гальки, песка и камней. Асфальт. Хныкнув и вновь сплюнув кровью, я прижимаюсь щекой к дороге и смотрю на две горящие фары перевернувшейся папиной машины, свалившейся в кювет метрах в двадцати от меня. Из магнитолы по-прежнему звучит песня, та самая песня с диска, который мы слушали до аварии.
Авария. Меня захлёстывают воспоминания о последних мгновениях в автомобиле: Дэниел забирает у меня «Сникерс», мамин диск в магнитоле. Я устала и откинула сидение назад. Я забыла всё остальное. Забыла, как мой отец пробормотал, что больше так не может. Когда я повернулась к нему, на его щеках блестели слёзы.
— Пап, — произнесла я, напугав его. Он дёрнул руль.
Машина начала скользить, под собственным весом моё тело ударилось об дверцу, голова стукнулась о стекло, и я потянула за дверную ручку. Музыка продолжала играть, но через неё я слышала, как Дэниел прокричал моё имя. Я слышала, как он кричал, его тело полетело вперёд. Мир перевернулся вслед за опрокинувшейся машиной; дверца с моей стороны открылась, и меня со свистом выбросило наружу. А затем… ничего. Мы прибыли в отель «Руби».
А теперь я лежу сломанной кучей на обочине дороге, не в силах двинуть ногой. Песня, доносящаяся из машины, подходит к концу, но потом снова начинает играть та же самая мелодия.
— Папа? — зову я, мой голос больше похож на сдавленный шёпот. Мы попали в аварию, и я почти умерла.
Я моргаю, мои веки сжимаются, и вот по лицу начинают катиться тёплые слёзы. Я поднимаю руку, чтобы вытереть их, а когда опускаю, то вижу, что вся она в крови. Мне нужна помощь. Вновь посмотрев в сторону машины, у выбитого лобового стекла я замечаю тело.
Это тело моего брата. Его голова смотрит в другую сторону, но я могу различить его профиль, запёкшуюся кровь в его светлых волосах, рану в его голове.
Мне очень больно, но никакая физическая боль не может сравниться с тем, что я чувствую, глядя на своего брата.
— Дэниел? — окликаю я его, хотя мне и отсюда видно, что он не дышит. — Дэн!
Я захлёбываюсь рыданиями, пытаюсь перекатиться на бок, при этом в районе плеча раздаётся щелчок. Вскрикиваю и подношу ко рту кулак, впиваясь в него, чтобы не потерять сознание.
— Дэниел! — вновь ору я, но из-за слёз трудно разобрать мои слова.
Моё отяжелевшее тело не хочет подчиняться мне, и я ползу вперёд, впиваясь ногтями в дорожное покрытие.
— Я не оставлю тебя, — говорю я брату, как будто он может меня слышать. — Я никогда тебя не брошу. Никогда, Дэниел. — Всхлип. — Никогда.
Но мне удалось протащиться только несколько шагов, если не меньше. Мне не достать его в кювете, не с моими повреждениями. Я смотрю на лицо брата и замечаю, что его кожа посерела. На волосы вытекло мозговое вещество. Трещина в его черепе точно такая же, как привиделась мне во время сегодняшнего завтрака. Сегодня…
В «Руби». Меня накрывает волной адреналина, и я заново осматриваюсь. Правый глаз всё ещё плохо видит, но я всё равно пытаюсь определить, где нахожусь. Как мы оказались здесь? Ведь мы только что были в «Руби». Может, папа и Дэниел по-прежнему там? Есть ли вообще отель «Руби»?
Сумасшедшие мысли, эти безумные срывы затягивают меня. Но тут мой взгляд падает на вывеску на противоположной стороне дороги: «ОТЕЛЬ „РУБИ“ — 3 КМ». Рано или поздно кто-то придёт на помощь, но толку? Моего брата уже не спасти. Его не спасти, потому что он всё ещё остаётся в «Руби».
С моих раскрывшихся губ вновь срываются тяжёлые рыдания. Я понимаю, что в действительности мы могли вообще не входить в те двери. Я понимаю это. Но не могу принять. Не могу принять жизнь без моей семьи. Не могу оставить Дэниела. Возможно, он мёртв, а возможно, он на вечеринке в бальном зале, ждёт меня. Ждёт нашего папу.
Что он подумает, если я не приду? Не решит ли, что я оставила его? Это ли он хотел сказать, когда говорил мне, что я должна уехать? Может быть, он всё давно уже понял, но скрывал это от меня, чтобы я не осталась?
— Жаль, — кричу я его телу, — что я не смогу уйти без тебя. — Кажется, мною овладело безумие, потому что я начинаю смеяться. — Не смогу уползти, — поправляю я себя и, перекатившись на спину, таращусь на уличные фонари. Мне нельзя ждать какого-нибудь прохожего, или даже скорую помощь. Потому что, как только кто-то появится, Дэниела заберут от меня. Его накроют белой простыней, и я никогда больше не смогу увидеть его лицо. Его светло-голубые глаза, так похожие на глаза нашей мамы. Мой брат будет мёртв.