— Элиас, — отходя от него, спрашиваю я, — как ты оказался в этом месте?
Он смотрит на меня, бледнее с каждой секундой. Но слабый голос из глубины комнаты шепчет моё имя, не дав ему ответить. Хриплый и полный агонии, этот голос, несомненно, принадлежит Лурдес, и я тут же поворачиваюсь к ней.
— Она очнулась, — бормочет Элиас и спешно входит в комнату.
Очнулась? Разве такое возможно? С такими жуткими ожогами она не могла… Тут я позволяю реальности обрушиться на меня. Это «Руби». Здесь возможно всё. И это вселяет ужас.
Мою кожу стянуло от высохших слёз, глаза болят от рыданий. Я медленно вхожу в комнату Лурдес и смотрю на неё, лежащую на кровати. Неподвижно. Рядом с ней, на раскладном стуле, сидит Джошуа, а Кэтрин прислонилась к стене. Вдоль изголовья лежит Таня и промакивает полотенцем с белой мазью уцелевшие участки кожи Лурдес.
Я сажусь на пол, поближе к Лурдес. Резкий запах обгоревшей плоти вызывает тошноту, и я сжимаю губы и зажимаю пальцами нос, чтобы не чувствовать его. Элиас осторожно присаживается на краешек кровати. К моему изумлению, он берёт обугленную руку Лурдес и, подняв к губам, нежно целует её.
— С ней всё будет хорошо, — шепчет он, наблюдая за ней. — Лурдес всегда восстанавливается.
— Всегда? — повторяю я.
— Дело не в тебе, — говорит Кэтрин, а это значит, она слышала наш с Элиасом разговор в коридоре. — Ты хотела знать, почему мы повинуемся Кеннету. Вот что происходит, — она обводит рукой вокруг себя, — если мы отказываемся это делать. Элиас обманывает сам себя. Даже когда Лурдес восстановится, Кеннет на этом не закончит. Он вновь отошлёт её. Его жестокости нет предела.
— Успокойся, — просто говорит Элиас, не отрывая глаз от Лурдес. Я следую за его взглядом и подавляю желание снова закричать. Глазные яблоки Лурдес поворачиваются в моём направлении, и живот сводит от нового приступа тошноты. Она в сознании, и я даже представить себе не могу ту боль, что она чувствует, то ощущение немыслимой агонии.
— Не плачь, — хрипит она. Тихий звук её голоса наполняет меня смесью облегчения и печали, и я вытираю щёки, свежие от слёз. Несмотря на состояние, в котором Лурдес находится, я протягиваю руку, чтобы взять её ладонь. На ощупь она напоминает ветку дерева — такая же шероховатая и хрупка, и я стараюсь не сжимать слишком сильно.
Элиас встаёт, подбирает с пола стул и показывает мне, чтобы я села. Я послушно сажусь и наклоняюсь к краю кровати, чтобы утешить Лурдес. Те работники отеля, что ждали в коридоре, говорят Элиасу, что пора идти на вечеринку, но он отмахивается от них и захлопывает дверь. Потом берёт второй стул и садится рядом со мной. В комнате царит та же атмосфера, что на похоронах, в воздухе висит печаль, тяжело дышать.
Став посмелее, я осматриваю тело Лурдес: оплавленные ушные раковины, сочащаяся плоть на её плече. Я замираю. Какой она есть на самом деле?
Я перевожу взгляд на Таню, вспомнив, как в наш первый день в отеле увидела на ней кровь. Моё сердце глухо колотится в груди, и я поворачиваюсь к Элиасу. Он пытается предугадать, что может понадобиться Лурдес. Проявляет внимание. И тут я начинаю понимать. Я видела трещину в черепе Дэниела. И с точно такой же травмой Дэниел безжизненно лежал в кювете. Какой он есть на самом деле.
О боже! Теперь ясно, как Элиас оказался здесь. Лурдес говорила, что их компания уже давно вместе, а Джошуа сказал, что вечеринка была в честь Элиаса. Тогда я не придала этому значения — игре в «Разбуди мёртвых» у фонтана, деталям пожара, нескончаемым вечеринкам, на которых он должен присутствовать. Элиас был в бальном зале во время пожара в тысяча девятьсот тридцать седьмом году. Он мёртв. Они все мертвы.
Я, сражённая правдой, осторожно кладу руку Лурдес на кровать. Они все — привидения отеля «Руби». Всё это время они были призраками, а я лишь случайный путник, попавший в аварию недалеко от ворот отеля, моя душа, как и души папы и Дэниела, оказались в их мире.
— Ты мёртв, — глядя на Элиаса, шепчу я. — Ты погиб при пожаре.
Элиас переводит взгляд на меня. На его лице отражаются печаль и сожаление. Предельное одиночество. Он кивает и опускает глаза.
— «Руби» — великолепное, но жуткое место, Одри, — говорит Джошуа, его голос звучит громко и пронзительно. — Обычно постояльцы с тринадцатого этажа выбираются отсюда, думая, что всё случившееся с ними было лишь чудесным сном. Ты же превратила свой в кошмар.
— В этом нет её вины, — тихо отвечает Элиас. — Если уж на то пошло, это я привёл её в подвал.
Кэтрин, закатив свои идеально подведённые глаза, смеётся.
— Какой же ты олух! Всё время находишь себе романтические приключения. Это её ошибка, что она повсюду ходила за тобой, как щенок. У меня бы хватило ума этого не делать.
— Ну ещё бы, Кэти, — саркастически замечает Джошуа. — Ты же образцовый пример самоконтроля!
Она холодно улыбается.
— Нет, милый. От меня точно жди беды. А вот Эли, наоборот… — Кэтрин смотрит на него, подняв брови, и ждёт, когда он ей подыграет. Но Элиас даже не поднимает головы, погружённый в себя из-за той раны, что я разбередила. Кэтрин вздыхает. — Он хороший, — говорит она мне, хотя по-прежнему не отрывает глаз от него. — Эли всегда был хорошим.
Я откидываюсь на спинку стула; мысль о том, что в «Руби» живут привидения легче принять, когда лично познакомился с ними.
— Как вы это переносите? — спрашиваю я. — Жизнь здесь, день за днём? И каждую ночь переживаете всё то же самое? Всех этих туристов и истории о привидениях?
— Мне всегда было противно это слово, — отвечает Кэтрин. — «Привидения» подразумевает, что я должна парить в воздухе в белой простыне и кричать: «Бу!» Но при этом не могу взаимодействовать с людьми, касаться их. — Она отмахивается от этого варианта. — В чём тогда веселье? Они не могут меня видеть. А большую часть времени и я их не вижу.
— Люди… Ты имеешь в виду других? Кто они?
— Они живые, — отвечает Кэтрин. — Другие — это постояльцы, что остановились в реальном отеле «Руби» и ходят по нашим могилам с чудовищным пренебрежением. Они во всеуслышание заявляют о встрече с привидениями, но, поверь мне, не смогли бы понять, что это привидение, если бы оно подошло и пригласило бы на танец. — Она улыбается. — Хотя они не всегда здесь. Иногда они просто исчезают. Думаю, это из-за того, что мы в разных реальностях. Лично мне нравится, когда их нет. Без них тише. А ещё они порой забывают какие-то свои вещи, которые становятся частью отеля. «Руби» — то место, где находят приют потерянные вещи… как ты. В этом нет ничего ужасного. Так у меня появились восхитительные украшения.
Элиас расслабляет узел на галстуке, и на меня накатывает волна сочувствия и нежности к нему. Он сказал мне, что понимает, что такое скорбь, и тогда я подумала, что умер кто-то, кого он сильно любил. Однако, на самом деле, умер он сам, но был оставлен скорбеть обо всём мире.
Лурдес кашляет, и этот звук полон боли. Джошуа вскакивает на ноги и садится на колени рядом с ней, шепча ей о том, что с ней всё будет хорошо. Что ей лучше не пытаться говорить. Глаза Лурдес с любовью смотрят на него, и уже заметно, что её кожа начинает восстанавливаться — некоторые места стали полупрозрачными и бледно-розовыми. Джошуа целует её в лоб и садится на пол, виском упираясь в кровать. Они все так привязаны друг к другу. Я завидую их близости — им повезло, что они есть друг у друга. Представить не могу, как ужасно бы было страдать вот так в одиночестве.
— Что случилось в ночь пожара? — спрашиваю я. — Почему никто не спасся?
Словно вырезанные изо льда черты лица Кэтрин немного оттаивают, и она склоняет голову, как бы спрашивая разрешения рассказать историю. Элиас кивает.
— Что ж, начнём с самого начала, — говорит она, усевшись удобнее на стуле и скрестив ноги. — Это был тысяча девятьсот тридцать седьмой год, чествовали моего жениха. Вернее, — она улыбается, — чествовали семью Элиаса, но у них не было времени присутствовать на этом мероприятии, и они прислали нас вместо себя.