Минуло девять, когда после ужина мистер Гаскелл сел за рояль. Вечер не располагал к прогулкам — днем прошел сильный ливень с грозой, и теперь в воздухе висел густой влажный туман. Издалека доносились глухие размеренные удары колокола на колледже Церкви Христовой. После того как он пробьет 101 раз, ворота колледжа закрывались. Молодые люди начали с сюиты Чести,[1] а затем сыграли две ранние сонаты Бонончини.[2] Оба были превосходными музыкантами, и чтение с листа нисколько не затрудняло их, напротив, доставляло истинное наслаждение, тем более что мистер Гаскелл, весьма сведущий в теории музыки, знал, как исполняется basso continuo. Наконец мистер Гаскелл взял продолговатую тетрадь с сочинениями Грациани и, пролистав ее, предложил исполнить ту самую сюиту, которую Джон играл накануне вечером. Выбор его был совершенно случаен, поскольку брат умышленно не привлекал внимание друга к этому сочинению. Они сыграли куранту и сарабанду. Отдавшись музыке, Джон совершенно забыл о ночном происшествии, и вдруг при первых звуках задорной гальярды до его слуха вновь долетел загадочный скрип плетеного кресла. Все повторилось в точности, как накануне, и сиденье столь явно заскрипело под тяжестью человеческого тела, что Джон уставился на кресло, недоумевая, почему там никого нет. Мистер Гаскелл мельком оглянулся, однако промолчал, и брат счел неуместным выказывать удивление или беспокойство, и они доиграли гальярду до конца. Перед тем как перейти к менуэту, мистер Гаскелл, не вставая со стула, повернулся лицом к комнате и задумчиво сказал:
— Странно, Джонни. — Молодые люди были так дружны, что обращались друг к другу без церемоний. — Как странно! Когда началась гальярда, мне почудилось, будто кто-то сел в это кресло. Я даже оглянулся, не пришел ли к нам кто-нибудь.
— Это всего лишь скрипнули прутья, — ответил мой брат с деланным безразличием. — Похоже, они реагируют на определенную высоту звука. Однако приступим к менуэту.
Доиграв сюиту до конца, мистер Гаскелл предложил повторить гальярду, которая очень ему понравилась. Пробило одиннадцать, пора было расходиться. Мистер Гаскелл задул свечи и, закрыв фортепьяно, отложил ноты. Впоследствии брат не раз уверял меня, что готов был к тому, что произошло в следующий момент, и даже ждал повторения знакомого звука. Не успел его друг убрать ноты, раздался отчетливый скрип кресла, как накануне ночью, когда Джон закончил музицировать. Молодые люди невольно переглянулись, и первым нарушил молчание Гаскелл:
— Не понимаю, почему скрипит кресло. Ведь прежде ничего подобного не случалось во время наших музыкальных занятий. Я допускаю, что сегодня прекрасная музыка необъяснимым образом подействовала на мое воображение, но мне кажется, будто все то время, пока мы играли, кто-то сидел в комнате и слушал нас, а когда концерт окончился, он встал и удалился.
Мистер Гаскелл говорил шутливым тоном, но в голосе его чувствовалась напряженность, ему явно было не по себе.
— Давай еще раз сыграем гальярду, — предложил мой брат. — Похоже, только первые такты вызывают резонанс в прутьях. Проверим, повторится ли скрип.
Однако мистер Гаскелл уклонился от подобного опыта и вскоре, простившись, отправился к себе в Нью-Колледж.
Глава II
Не стану докучать тебе, дорогой Эдвард, рассказом о всех подобных случаях, ибо они происходили каждый вечер, который молодые люди проводили за музицированием. Они уже привыкли к этим звукам и ждали их. Каждый уверял другого, что объяснить их можно только акустическим эффектом взаимодействия между натянутыми прутьями и вибрирующими струнами музыкальных инструментов, и, по правде говоря, это представлялось единственно правдоподобной причиной столь странного явления. И все же втайне их не покидало впечатление, что кто-то неизменно опускается в кресло, а потом встает с него, и постоянное повторение скрипа нисколько не ослабляло этого ощущения. Друзья никому не рассказывали об этом казусе, опасаясь насмешек товарищей, — что-то удерживало их от того, чтобы предать осмеянию загадочное явление, которому каждый из них в глубине души придавал серьезное значение. Вскоре они заметили, что скрип слышался только когда начинала звучать гальярда из «Ареопагиты», и во второй раз раздавался лишь после того, как они закрывали инструменты. Молодые люди встречались каждый вечер. Стоял июнь, ночи были по-летнему светлые, и всякий раз, словно по молчаливому уговору, они играли напоследок «Ареопагиту». С первыми же тактами гальярды неизменно раздавался скрип кресла. Даже между собой молодые люди старались не обсуждать эту тему, но как-то раз после долгого музицирования, когда Джон уже отложил скрипку, не предложив сыграть «Ареопагиту», и мистер Гаскелл поднялся было из-за фортепьяно, он внезапно передумал и снова сел за инструмент.
2
Бонончини Джованни Батиста (1670–1747), итальянский композитор, виолончелист, капельмейстер.