Максимова терзали еще три часа. Заняться капитану в своих пенатах было нечем – трепал нервы лично. Благо хоть не били и в браслеты не заделали. Максимов терпеливо во всех подробностях описывал дело (почти не завирая), а капитан, потягивая что-то кисломолочное, чинил крючкотворство – записывал «признательные» показания. За собой вины он определенно не чувствовал – откуда ей взяться, вине? Если к каждой гражданке, получающей угрозы, приставлять милиционера – милиционеров не хватит, обнажится передовая и общество захлестнет волна преступности. Впрочем, надо отдать ему должное – вину в случившемся агентства «Профиль» и лично Максимова капитан Корнеев рассматривал лишь гипотетически: мол, пока живите, но, если что, вернемся. Однако пристрастие к Максимову испытывал нешуточное – откуда бы такое занудство? Данное положение вещей начинало тревожить – почему все не так? Корнеев явно присматривался к сыщику, лелея козырный интерес. Но разбойника с большой дороги старался не изображать. Разрешил курить, а когда подошло время обеда, расщедрился на бокал с чаем. Бледную жидкость, отдаленно напоминающую всемирно известный напиток, Максимов осилил, но от предложенных крекеров отказался наотрез – не любил он крекеры.
– Послушайте, капитан, – не выдержал сыщик, когда Корнеев попросил повторить уже описанную и разжеванную историю, – я сам когда-то работал в милиции… но давайте будем честными – работать вы не любите и не хотите. Сделать жупел для приличных граждан – легко. Пугать детишек – еще проще. Не ругайтесь, капитан. У меня соседи, молодая семья, замучились со своим пятилетним чадом. Безобразничает на каждом метре. То цветы подергает, то лужу на паласе сделает, то коту усы отрежет. Совсем доконал родителей. А лупить душа не позволяет – интеллигентная у них душа. Чего только не делали, даже милиционером пугали – вот придет злой дяденька в погонах, тогда узнаешь. А пацан смеется, хоть бы хны. Переполнилась чаша маминого терпения: спустилась на улицу, отыскала постового, сунула ему двести рублей: помогите, мол, поднимитесь в квартиру… И что вы думаете, капитан? Помог. Правда, бедный малыш теперь икотой страдает пополам с заиканием, а у молодой семьи пожизненная идиосинкразия на милицию…
– Послушайте, Максимов, – перебил Корнеев, – вам никогда не предсказывали, чем вы закончите? Хотите, напророчу?
– Да мне плевать на ваши пророчества, капитан, – вспыхнул Максимов. – Зла на вас не хватает. Дается конкретная улика – преступник явился через лоджию. Трясите соседей, работайте, время уходит…
Ударная волна не успела сразить – явился похожий на кота Базилио оперативник с докладом.
– Полная фигня, товарищ капитан. Потерпевшая проживала в сто двадцать шестой квартире. За стенкой – девяносто первая. У них действительно общая лоджия. Через загородку можно перелезть – если высоты не боишься. Прописаны в девяносто первой муж и жена Плитченко. На данный момент трудятся по контракту в Германии… городок какой-то мелкий в Баварии, названия не помню. Квартира сдана внаем через агентство «Жилгарант» – «чистоплотной» таджикской семье, которая жила в ней не больше полугода. Глава семьи получил на рынке по голове, семья в экстренном порядке покинула город, следы потеряны, а жилплощадь вроде как пустует, хотя формально сдана и по сентябрь оплачена. В общем, темный лес, товарищ капитан. Соседи по площадке допрошены, но после таджиков никого подозрительного не замечали. Ключи от квартиры последние жильцы в агентство не сдавали. Могли утерять, могли снять копии – долго ли заказать? А может, и вообще, полночный бред, товарищ капитан. – Оперативник покосился на зевающего Максимова. – На замках следы вскрытия отмычкой отсутствуют – если открывали, то только ключами.
– Понятно, – угрюмо кивнул Корнеев. – Ступай работай.
Мучения продолжались. До конца рабочего дня оставалось время. Корнеев уморился. Сунув руку куда-то под стол, извлек хрустальную стопку, коньячную бутылку, плеснул на две трети, глянул на Максимова, поморщился. Какие-никакие, а русские люди. Извлек вторую стопку, нацедил половину, подумав, добавил себе, драгоценному, и выхлебал в два глотка. Небрежным жестом предложил Максимову – давай. Взращенный на приличном пойле, Максимов осторожно выпил. Нет, ничего – коньяк в своих загашниках начальник криминальной милиции держал терпимый.